Он расположился на зелёном газоне и, отбрасывая куски картона, принялся рвать коробку. В образовавшейся дыре мелькнула яркая блестящая упаковка. Харрис заглянул и вдруг застонал:
– Всё что угодно, но только не это!
– Чипсы? – Кирилл узнал знакомую этикетку.
– Я их ненавижу! Я их терпеть не могу!
– Признаться, я тоже. И что нам теперь с ними делать?
– Ладно, – поднялся, потряхивая коробкой Харрис. – Рассовывай сколько влезет по карманам. Когда проголодаемся, так пойдёт и такая отрава.
Смахнув с себя бумажные обрывки, он оглянулся.
– Где же этот центр? Тут город с гулькин нос, а бродим как по Нью-Йорку.
– Ты там был?
– Нет. К слову пришлось.
– Лучше конечно спросить, но если возможности нет, то я в таком случае выбирал бы или возвышенность, откуда лучше видно, или дорогу, которая шире и ухоженнее. Такая точно в центр приведёт.
Кирилл указал на двухрядное шоссе, по краям засаженное стриженными кустами и вполне подходящее под его определение.
– А как тебе, умник, такая вводная? – проигнорировав его совет, Харрис смотрел совсем в другую сторону. – Скоро мы не то, что дорогу, друг друга не сможем увидеть.
С севера горизонт пропал, разделив мир на ещё видимый с домами и вышками и мир, исчезнувший за серой стеной. Солнце пропало, пробиваясь сквозь тусклую скатерть едва различимым диском, и возникло ощущение, что наступает полноценная южная ночь. Небо меняло цвет, стремительно проскакивая стадии от светлого к тёмному, а затем к свинцово-синему. Поднялся ветер и зазвучал, как лай бездомной собаки: тоскливо и угнетающе. И вдруг повалил снег.
– Июль, твою мать, – не сдержался Харрис. – А у нас смокинги не по погоде.
Ветер швырял снег клубами то в лицо, то за шиворот. Холод стремительно пробирался под куртку, прогуливаясь вдоль тела сверху вниз и обратно. На белых волосах Харриса выросла белая шапка, и со стороны выглядело, будто голова вытянулась кверху, как яйцо. Кирилл протёр залепленные глаза, выплюнул залетевший в рот снег и засмеялся:
– Если я чем-то и запомню Тромсё, то только этим.
– Смех смехом, – выкрикнул ему в лицо Харрис, – но так и околеть недолго.
Теперь они не искали центр, а слепо брели вдоль стен, натыкаясь на столбы почтовых ящиков и одинокие машины, припаркованные вдоль дорог. Кирилл безрезультатно дёрнул дверь одной из них и предложил:
– Выбьем стекло и переждём внутри.
– Как вариант сойдёт, – согласился Харрис. – Но пока что давай без криминала.
– И это мне говорит специалист по краже чипсов?
– Только не стучи опять в окна! В полиции тепло, но хотелось бы обойтись без их дурацких расспросов, с выводами не в нашу пользу. Ищи во дворах хозяйственные постройки или бани. Бани здесь популярны, и без замков. Да и потеплей машины без стекла.
Петляя между домов, Харрис наткнулся на ограждение из стальной сетки и, слепо перебирая руками вдоль ячеек, прошёл от угла до угла, пытаясь понять, что перед ним находится. Вдруг он шарахнулся вспять.
– Назад, здесь вольер с собакой!
На его голос выглянуло лохматое чёрное чудовище, зевнуло, втянув в себя заряд снега. А выбравшись из будки, дружелюбно вильнуло хвостом. Увидев его, Кирилл не испугался и присел, разглядывая блестящий, размером с кулак, мокрый нос.
– Хороший пёсик, – проворковал он, просунув сквозь сетку пальцы. – Хороший и добрый. Посмотри, как он машет хвостом. У меня в детстве похожий был, на санках катал. Я на нём спал, как на перине. До-обрый пёсик.
– Уходим, – дёрнул его за плечо Харрис. – Пока этот добряк не отхватил тебе руку.
– Не бойся. Это же водолаз.
– Ну и что?
– Водолазы – милейшие псы. А у милейшего пёсика домик побольше портовой кошкодавки. Большой домик – одному ему там слишком просторно.
– Ты собрался к нему в будку?! – заржал Харрис.
– Почему нет? Угостим его чипсами, – полез в карман Кирилл. – А он нас пустит к себе погостить до утра.
– Не будь идиотом. Уж лучше тогда в машину.
– В такую погоду не время стыдиться. Поверь, собаки куда добрее людей. Я это точно знаю. А ты посмотри, какой он милашка. Лохматый, тёплый, а я от холода еле на ногах стою.
