фигурировал его, Гудвина, однофамилец. Маленький Гудвин даже думал сначала, что речь идет о дедушке Джеймсе. Когда он спросил мать, не дедушка ли летал на воздушном шаре в чудесную страну, мать обругала робоняню и обещала ее утилизировать.
Гудвин не понимал, с какой стати ему, взрослому, солидному мужчине, лезут в голову все эти глупые воспоминания. Может, оттого, что таким беспомощным он ощущал себя лишь в детстве? Вот Боровой — тот не был беспомощен. У Борового был парализатор, скальпель, диагност и служебные инструкции. Боровой подошел к делу так, словно всю жизнь дожидался чего-то подобного.
— Необходимо выяснить, какого пола плод, — заявил он, раскатывая новый рулон пластобрезента за палаткой, где ветер дул чуть потише.
У пола плод. У плода пол. У Пола был плод. Какого пола был плод? Гудвин тряхнул головой, прогоняя наваждение.
— Зачем? — вяло спросил он, потирая то место на груди, куда ударила палка.
Ушиб саднило. Между ребрами расползся лиловатый синяк, но диагност подтвердил, что никаких внутренних повреждений нет. Фонарь по-прежнему мигал, освещая площадку за палаткой и ближайший участок саванны, несколько жалких метров сухой травы. А дальше — стена мрака и ветра, в которой, вероятно, таилась еще не одна дюжина туземцев с острыми палками. Боровой, сохранивший хладнокровие, выставил защитный периметр, так что ни один из этих туземцев не проскользнул бы к палатке незамеченным. Вообще бы не проскользнул. Но Гудвину постоянно казалось, что кто-то смотрит ему в спину.
— Есть у меня одна теория, — пожевав губами, ответил ветеринар.
Гудвину было не интересно. Гудвину хотелось лечь, прижавшись к теплому телу Маниши, и закрыть глаза. Но это было бы неправильно. Не по- мужски. Поэтому он стоял за палаткой, глядя на нелепый, обложенный стерильными салфетками горб, — живот туземки. Почему-то желание называть аборигенов филешками, даже мысленно, отпало.
— Ну выясняйте. Взрежьте ее, как арбуз. Вы пробовали когда-нибудь арбуз, Боровой? Натуральный арбуз, не желе какое-нибудь из банки?
Ветеринар посмотрел на Гудвина так, словно сомневался в его вменяемости.
— Я не пробовал арбуз. И я не собираюсь никого резать. Можно провести сканирование, но для верности я использую кордоцентез. Это сравнительно безопасно для плода и матери и даст более точный результат.
— Кордо… что?
— Забор пуповинной крови плода. Посмотрю на хромосомный состав. Если присутствует игрек-хромосома…
— То что?
Боровой поднял голову и задумчиво взглянул в лицо предпринимателю.
— То значит ваш Ксяо Лонг не врал. По меньшей мере. Вопрос в том, откуда она взялась…
Говоря это, Боровой натянул свежую пару перчаток и принялся набирать что-то на панели диагноста. Прибор в ответ выдвинул тонкую длинную иглу. Свет фонаря блеснул на ней рыжей каплей. Такая же тонкая, длинная игла, казалось, вонзилась в позвоночник Гудвина.
«Не надо!» — мысленно заорал охотник. Он словно зачарованный смотрел, как игла медленно приближается к обложенному салфетками участку на животе самки… туземки… женщины?
«Не трогай ЭТО!» Он закричал бы вслух, но язык словно прирос к небу. Игла дрогнула и резко пошла вниз. И все исчезло.
Я проснулся опять. Я помнил, как Я-Тигр швырнул палку в Страх, и Страх упал. Но победы не было. Страх продолжал зудеть. Потом Я помнил белую вспышку и сильную боль, после которой какое-то время вокруг была одна колыхабельность. Только совсем не радостная, а сильная и цепкая. В ней кто-то тянул Я вниз, но Я рванулся и выскочил наверх.
Я ощутил, что шкура перемещается, и это было странно. Шкура была как деревянная, как кусок древодома, и совсем не слушалась толчков Я. Однако кто-то двигал шкуру извне. Надо было осмотреться, но сначала Я осмотрелся внутри. Желто-полосатый Я-Тигр свернулся в уголке Я и тихонько скулил. Все- таки он был слишком труслив, чтобы одолеть Страх. Однако выбрасывать его Я пока не торопился, в Я-Тигре еще была полезность. Он помнил много полезного из внутри Страха. Особенно одно: длинное, очень длинное, ужасное НЕ МОЕ. Оно сильно пугало Я-Тигра и было сама правильность. Мертвый Тигр внутри Страха называл его Каа. Каа умел давить, поглощать, заставлять становиться МОИМ. Каа заставил Бандар-логов прийти к нему и поглотил их. Только он делал это не как Я-Тигр, не извне, а внутри. Внутри Бандар-логов, которые были очень похожи на чужие пустошкуры. Очень правильно! Так и надо поступить. Я-Тигр подвинулся, уступая место Я-Каа.
Я-Каа ощупал все вокруг. МОЯ неподвижная шкура, как плодовая коробочка, в которой Я-Тигр и Я-Каа и, наверное, еще много кто Я — раз. Страх, напуганный, но все еще страшный, неправильный, неподатливый — два. Большая пустошкура, тоже неправильная, но немного податливая
