«У истоков театральной Одессы также стояли итальянцы. Более того, они на протяжении десятилетий задавали тон в театральной жизни Южной Пальмиры, «итальянским» был и репертуар.
Славе Одессы, как музыкального города, тому, что в сознание одесситов, с самого основания, были заложены музыкальные гены, одесситы во многом обязаны еще и тому, что не только в театре, но и на улицах, рынках, во дворах города звучала музыка Верди, Беллини, Россини, Доницетти, в исполнении итальянцев-шарманщиков, с утра до вечера бродивших по городу, а по вечерам развлекавших завсегдатаев винных подвалов и трактиров.
Уже в первые годы существования города одесские итальянцы имели большие хлебопекарни, фабрики макарон и галет. Первые из них доставлялись вол всю Россию и имели несравненно большое число сортов, а вторыми снабжались все иностранные и очень мало русских судов»[3].
* * * Одессит опаздывает на спектакль в оперный театр. Вламывается в зрительный зал, к нему подходит билетер:
– Тс-с-с-с… Тише, пожалуйста…
– А что, уже все спят?
* * * В оперном театре Ла Скала:
– Послушайте, вы же только что бросали в певца тухлыми яйцами, а теперь аплодируете ему!
– Я хочу, чтобы он вышел поклониться – у меня осталось еще несколько штук…
* * * Рабинович смотрит в одесском театре «Марию Стюарт». Дела английской королевы идут всё хуже и хуже, и Рабинович заливается горючими слезами. Внезапно ему приходит в голову мысль: «Боже мой, что я делаю? Я её не знаю, она меня не знает – с чего же мне так волноваться?»
* * * Ребенок никак не хочет заснуть. Итальянка говорит мужу:
– Может, мне ему что-нибудь спеть?
– Ну, зачем же так сразу. Попробуй с ним сначала по-хорошему.
* * * Одесса. Вечер в семье Рабиновичей.
– Папа, – хвалится сын, – я сам себе сделал скрипку.
– Я рад, что у меня такой талантливый сын. А откуда у тебя струны?
– Из пианино…
* * * Сёма пришёл в гости, увидел пианино и почтительно спрашивает у хозяйки:
– Вы таки играете на нём в четыре руки?
Мадам Рабинович, обиженно:
– Что я вам, обезьяна?
* * * Интеллигентная одесская семья. Вечер. Жена третий час играет на виолончели. Муж, отрываясь от журнала:
– Ну, Софочка, перестань! Купим мы тебе эти итальянские сапоги!
* * * В одесской опере.
– Почему этот господин во фраке всё время угрожает палкой той даме, что на сцене?
– Шшш!.. Он ей не угрожает, он дирижирует.
– А если не угрожает, почему она так вопит?
* * * Одну молодому одесскому композитору, который снимает себе скромную комнату в пристройке на Молдаванке, его приятель торжественным голосом говорит:
– Смотри, Сёма, вон твоё окно. Нет, не то, где сушится дамское бельё, а которое справа от него. Когда тебя не станет, возле него будет висеть доска с надписью…
– Да ну тебя, Яша, – перебил его композитор, зардевшись от смущения.
– Не перебивай! Итак, надпись будет гласить: «Сдаётся комната».
