собирался совершить какое-то преступление.
Просто страх? Дурацкая идея со свечкой, подаренной Василисе от имени друга! Необъяснимая тревога, слабость в коленях? Да, все это присутствует.
Сева осторожно высунулся из-за угла, глядя вслед удаляющейся фигуре наставника. Узнать его было легко. Когда-то он уже видел его точно так же: выходящим из темноты ночи, закутанного в дорожный плащ. Его размеренный ровный шаг – будто пустынный, горячий ветер несет его… Странник. Интересно, что он забыл на этой улице?
Как только Александр Владимирович скрылся вдали, Сева покинул укрытие и отправился было дальше, но внимание его упало на маленькую светящуюся точку на крыльце избушки чуть впереди. Сева сделал несколько шагов и удостоверился, что на деревянных ступеньках горит точно такая же серебристая свеча, как и та, что он держал в руках. Это показалось ему забавным, ведь всего несколько секунд назад тьма перед ним лежала непроглядная. Сева повертел головой в поисках таинственного дарителя, но, никого не обнаружив, бесшумно приблизился к оставленному кому-то подарку и взглянул на приложенную записку:
«МАРГАРИТА», – гласили четкие печатные буквы: этот кто-то пытался скрыть свой почерк.
Сева еще раз посмотрел туда, где скрылась фигура Странника. Неожиданная догадка пришла ему в голову. Перед глазами Воздушного колдуна пронеслась сцена, разыгравшаяся днем в столовой. Ссора произошла за столом Огненных, и, наверное, Сева и не обратил бы на нее внимание – в той части столовой часто разгорались споры на повышенных тонах, – но в этот раз Воздушный колдун услышал свое имя.
– Друзьями? Ты хочешь, чтобы мы были друзьями? – Рыжеволосый Огненный колдун Слава резко встал из-за стола, с грохотом отодвинув тяжелую деревянную скамью. – Нет, ты явно смеешься надо мной, Марго! Дружи лучше с Фадеем, который постоянно увивается за тобой! Или с Заиграй-Овражкиным и Муромцем. Ты же везде постоянно с ними – куда более приятная компания, чем какой-то там Слава.
Маргарита удивленными глазами смотрела на парня и не могла произнести ни слова в ответ. Когда Слава наконец закончил гневную тираду и стремительно покинул столовую, она лишь обессиленно опустила голову себе на руки, так что длинные черные волосы полностью закрыли ее лицо.
Сева думал было подойти к ней, но решил, что, наверное, он не лучший кандидат на роль утешителя в сердечных делах; другое дело, если бы тут был Муромец – он точно смог бы разрядить обстановку и заставить Маргариту смеяться. Остальные обедающие, если и бросали любопытные взгляды на Огненных, быстро потеряли интерес к произошедшему, и лишь за столом наставников кое-кто не сводил озабоченного взгляда со своей подопечной. Севе не нужно было читать мысли Македонова, чтобы понять, что внутри него тоже происходит борьба между желанием хоть как-то утешить Маргариту и нерешительностью. Кажется, в конечном счете, первое победило. Сева еще раз взглянул на свечку и улыбнулся своей догадке.
Он так и остался стоять истуканом перед крыльцом избушки номер девятнадцать, не смея пошевелиться. Будут разрушаться и вырастать города, исчезать с лица земли целые страны, поселения будут возникать в самых неожиданных местах, будут меняться культура и магия. И, наверное, только одно таинственное чувство останется неизменным и необъяснимым.
Севу вдруг словно кольнуло чем-то холодным, и пальцы рук нервно вздрогнули. Он был тут совершенно один. Никто не знал, что он пришел сюда, никто его не видел. Он мог смириться со своим внезапным желанием.
Он протянул свечку к замерзшим ступенькам, но тут же отдернул руку, так и не поставив заветный подарок.
Наверное, со стороны это выглядело нелепо. Но ведь исчезнувшая соседка Маргариты никогда не узнает, что на этот раз опять получила подарок на праздник Покрова. Никогда не узнает она и о том, кто оставил ей свечку. Заледенелые пальцы опустили злополучную свечу на косое крыльцо и вывели на листке бумаги неровные буквы ее имени «Pauline» – так она подписывалась в письмах своему брату Микоэлю Феншо.
Маргарита подняла голову и поглядела на черное ночное небо. Снег падал частый и колкий, снежинки возникали в воздухе неожиданно, взгляд фокусировался на них, только когда они приближались к лицу, – а до этой черты все превращалось в мутную тьму.
Вчерашний праздник Покрова прошел донельзя странно. И хотя в большой комнате было натоплено и прибрано, на столе громоздились угощения, а горячий сбитень был особенно прян, сам праздник вовсе не походил на праздник. Гости разговаривали намного тише обычного, почти не танцевали, сидели тесными группками по углам и зорко, как-то особенно ревностно следили за теми, кто набирался смелости подарить свечку понравившимся девушке или парню. Торжественность, с которой Митя вручил свечу Марьяне, а та в ответ ему, окончательно все испортила. Под счастливые аплодисменты Марьяниных подруг и ребят из старинных семей Маргарита покинула избушку Нестора Ивановича и пошла домой. На крылечке ее ждала приятно мерцавшая свечка для нее самой и еще одна для Полины, почему-то подписанная латинскими буквами.
Резко подул ветер, и Маргарита, отвлекшись от воспоминаний, повернулась к Василисе, которая поплотнее затянула шарф и спрятала в него подбородок. На Кудыкиной горе было не так уж много народу для такого важного обряда, как Опахивание. Однако холод и метель не способствовали рвению магов покинуть свои избушки. Так что пришли лишь самые любопытные.
На небольшой вытоптанной полянке возле покосившегося дома рваным кольцом выстроились колдуньи разных возрастов. Все они смотрели в центр круга, ожидая чьего-то появления.
– Почему здесь только девочки? – спросила Маргарита, придвинувшись ближе к подруге.
– Ни один мужчина не должен видеть обряд Опахивания. Все колдуны заперты в избушках. Они не могут выйти.
