Правая часть лица представляла сплошное месиво из разодранного мяса, кое где, сквозь черные запекшиеся сгустки крови проглядывала кость. Глаза не было видно. Кажется, он вытек. Челюсть деформирована, скорее всего сломана, борода торчала слипшимися от крови сосульками. Кисть на правой руке почти отсутствовала, так, только рваные остатки вывернутого мяса с торчащими, кое-где белыми костями. Крук просто перетянул руку под локтем ремнем, чтобы остановить кровь. Весь доспех был в прорехах, в двух местах не хватало целых кусков. В одной такой прорехе торчал обломанный кусок тоненького древка. Даже не хочу думать, что там на другом его конце. Все было очень плохо. Ужасно. Сильвер лежал, еле-еле вздымая грудь. Розовые пузыри тихо вздувались и лопались на губах. Глаз был закрыт.
— Сильвер — позвал я его тихо — Сильвер, друг…
Он услышал, вздрогнул, с трудом поднял веко, долго фокусировал на мне взгляд мутного зрачка, пока, наконец, не признал.
— Фошшть… — еле слышно выдохнул он. — фошшть…
— Я тут, друг, я тут! Как ты!
— Фссе… Сказать… Надо… — раненый говорил чуть слышно, с большими паузами. Все молчали, подавшись к нему, ловя каждое его невнятное слово.
— Говори Сильвер, все сделаем.
— Сын… Падаван… — Сильвер замолчал, кровавые пузыри стали вздуваться и лопаться активней.
— Что? Что Падаван, Сильвер?
— Научит… — собравшись с силами наконец изрек он.
— Хочешь, чтобы Падаван научил сына вашим знаниям?
— Да…
— Сильвер, друг, клянусь! Все сделаем! Научим всему, сам буду учить! Вырастим великого воина и охотника, достойного своего отца!
— Лушше… — Губы Сильвера дрогнули в слабой улыбке — лушшее…
— Да, да, лучше! Крепыш с Викой ни в чем нуждается не будут!
— Сын… да. Сын… Вика — он с трудом поднял руку и слабо-слабо похлопал себя по груди — Вика… со… мной…
Я не понял, что он этим хотел сказать.
— Фошшть… шшесстеренка…
Я бросил взгляд на окружающих и мне тут же, понятливо, передали шестопер Сильвера. Я проворно подсунул ее под вялую руку Сильвера. Он пробежал пальцами по бронзовым зубьям и удовлетворенно закрыл глаз. Видно сил оставалось у него все меньше.
— Шшесстеренка… сыну… прошу…
— Конечно, друг! Не волнуйся! И шестеренку, и кукри, котором ты отсек голову, все будет его. Вырастит, будет носит по праву!
— Хорошшо… да… спассиб…
Он замолчал. Только грудь вздымалось все реже. Молчали и мы. Вдруг он открыл глаз и посмотрел на меня пронзительно и ясно.
— Прсстии… фошшть… не… мохх по друхому!.. Врахх… старый… за мать… за себя… чуть-чуть…
— Я понял тебя, понял. Ты молодец, отомстил старому врагу. Я рад за тебя.
— Да… — умирающий снова слабо улыбнулся — ты феликий фошшть…. фсе понимаешш… Пмни… сын… обещал… — он явно угасал. Речь становилась все тише, паузы в се больше…
— Все будет хорошо, Сильвер! Слышишь! Все сделаем и для Крепыша, и для Вики
— Сын… — совсем неслышно прошептал Сильвер — Вика… со мной… — веко устало опустилось, на губах надулся и лопнул большой розовый пузырь, лопнул и… все! Все! Сильвер умер. Могучий, громогласный, добрый, иногда по детски такой наивный и беззащитный, радующейся каждому новому дню как празднику — умер.
— Господи — я в отчаянии закрыл лицо ладонями — господи-и, что же я Вике-то скажу…
Сарыча нашли. Страшный удар по плечу раздробил кости и самого плевого сустав, и ключицу, и даже сломал лопатку, даже доспех не помог. Тяжелейший удар. Надеюсь парень умер сразу, от болевого шока, а не мучился, медленно истекая кровью и задыхаясь под ногами бойцов.
Большой Еж получил сотрясение мозга. Когда его приложили по голове, шлем раскололся, но жизнь спас, а то что блюет и глаза на конус, это ничего, это пройдет. Народ тут крепкий. Ярику, помимо длинного разреза, идущего от брови до подбородка через всю щеку, и прихватывающий край верхней губы, акулозубый погрыз мясо на икре. Чуть ниже коленного сгиба, как раз там, где поножи ее не прикрывают. И ведь разглядел гад, доберись до сухожилий и все было бы печально. Ярик, после того как я завалил своей Прелестью порезавшего его людоеда, вытащил ее из него, огляделся, но меня уже не увидел. В такой-то круговерти. Вот он и пошел рубить, направо и налево, дико воя, пока кровотечение и упадок сил не свалили его окончательно. Хорошо, что вообще не умер, а еще то, что в битве уже наступил перелом и неандертальцы начали отступать, точнее бежать с поля боя, ну, те кто еще остался.
Батор получил ушиб плеча, все черно-синее, опухшее, смотреть страшно, но кости целы, с трудом, с болью, рука двигалась. Возможно была трещина
