чудом пережили зиму. Как только потеплело, охотник, у которого они жили с матерью, вышвырнул их на улицу. Дать бы за такое ему по голове, да боюсь, не поймет за что. У нас и в двадцать первом веке детей на улицу выкидывают, а тут… Вот и побираются они, от одного костра к другому. Одинокие, никому не нужные, чужие.
Я когда их раздел… мать моя, кожа да кости. Все признаки истощения. Им расти нужно, каллории нужны. Еще чуть-чуть и предел прочности организма будет преодолен, начнутся болезни, которые еще сильней ослабят их и все… Смогут ли они пережить следующую зиму, если не случится чудо? На чудо они, кстати, надеются. Мечтают, что на Большой Осенней Охоте повстречают людей своего племени, и они, высокие и рыжие, такие сильные и добрые, возьмут их к себе. Увы, доброта и щедрость, скорее всего, присутствовала лишь в рассказах матери. Именно поэтому так велико было разочарование Лисенка, когда я сказал, что не из ее племени. Чуда не случилось… Или случилось? Может быть, я и есть это чудо?
Лисенок и Белка — два стойких оловянных солдатика, упрямо встречающие невзгоды жизни грудью. Лисенок вместе с другими девочками ходит собирать то, что дает природа, грибы, ягоды, орехи, ловят ящериц и собирают яйца. Выкапывают из земли различные корешки. Весна совсем плохая пора, старого осталось совсем мало, новое еще не выросло. Лисенок копает землю плохеньким сучком, говорит, что лучше копать ракушкой, но они хрупкие, часто ломаются и режут ей руки. Иногда, если попадается что-нибудь приличное, старшие девочки вполне могут это отнять. Лисенок никогда не кричит и не плачет и всегда сопротивляется до конца. Брат тоже занимается собирательством, а еще он собирает и приносит хворост к кострам, за это ему дают немного еды и пускают с сестрой переночевать возле огня. И однажды, вполне, может наскочить на рысь или росомаху, потому что топливо вокруг стойбища быстро кончается и нужно уходить за ним все дальше и дальше, а в ватагу его частенько не берут, и он, на свой страх и риск идет один. Еще Белка иногда подворовывает еду, чего очень стыдится. Тумаков и шишек он огребает вдвойне, так как не только постоянно отбивается от мальчишек сам, но и пытается защищать сестру. Он боец, но откуда взять силы, если ты ешь мало и нечасто.
Так что же их ждет? Ужели счастье впереди?! Может стоит рискнуть, нам, троим чужакам, наперекор всему миру?!
Я всегда восхищался фразой мудрых латинян — "Делай что должно — случится чему суждено"!
Не часто в моей, можно уже сказать, другой жизни, я в состоянии был следовать этому принципу. Иногда из страха, иногда из корысти, иногда из лени. Может быть, пришло время отбросить сомненья и следовать зову сердца? Сделать что должно, чтобы случилось чему суждено!
За размышлениями не заметил, как подошел Хатак. Вот его не было, и вот он уже под носом сидит. Не хорошо так сосредотачиваться, за потерю бдительности тут и сожрать могут.
— Хатак, мне нужны шкуры. — Ошарашил я его с ходу. — Если я дам тебе маленькое копье, то на что я могу рассчитывать?
— Зачем тебе шкуры? — удивился охотник — У тебя хорошая одежда, а до зимы еще далеко.
— Это я не для себя.
— А для кого?
Я кивнул на шалаш. Хатак поднялся, заглянул, потом снова сел, долго и задумчиво посмотрел на меня.
— Эти дети, Петр, в своей недолгой жизни не видели ничего хорошего. Они словно колючка, прицепятся к первому, кто погладит их по голове. Именно поэтому этих детей никто старается не привечать. Думаешь, тут их ни кому не жалко? Думаешь, мне их не жалко? Но два лишних рта, Петр! Бывали зимы, когда совсем ослабшие старики брали на руки самых маленьких детей и уходили в степь. Что бы остальные выжили! Я это видел, Петр! Сейчас ты их накормил, пригрел, хочешь дать новую одежду, а потом ты уйдешь… Что будет с ними, Петр?
— Они просто уйдут со мной, Хатак.
— Пф-ф. — Фыркнул Хатак — Ты, конечно, могучий шаман Горький Камень, но я наблюдал за тобой, охотник из тебя, э-э… — он слегка замялся.
— Не стесняйся Хатак. Охотник из меня плохой? Очень плохой? Или скажем как есть — дерьмовый!
Дед слегка стушевался от таких слов, чтоб кто-то сам себя не побоялся признать "дерьмовым охотником" он за всю свою долгую жизнь не видывал.
— Все правильно, все так и есть, — продолжил я — но скажи мне, старый и опытный охотник, как при таком изобилии живности, вы умудряетесь голодать? Небо темнеет от птицы, в реке рыбы столько, что можно по спинам ходить, по степи бескрайние стада бродят, а вы с голоду дохните! Это не в упрек вам, Хатак. Просто вы не знаете, как можно жить по-другому. А я знаю. И если нам, с ребятами, будет немного удачи, поверь Хатак, все у нас будет хорошо!
После столь эмоциональных высказываний, повисла молчаливая пауза. Мы сидели и наблюдали, как на углях пляшут маленькие язычки пламени. Наконец Хатак заговорил.
— Не так давно, мне казалось, что за свою долгую жизнь я видел так много, что, наверное, видел все. А потом я встретил тебя… и понял что, я не видел очень многого. Чудесное оружие, чудесная одежда, вещи, странные и не понятные, новые слова, которые ты иногда произносишь. Ты не боишься жить один и даже собираешься прокормиться сам и прокормить двоих детей, хотя признаешься что совсем плохой охотник. Ты говоришь, что можешь делать разные вещи, которых никто не может делать…
— И тут — он положил руку себе на грудь — где, казалось, остались лишь угли от того жара, что гнал меня всю жизнь, все вперед и вперед, снова горит огонь…
