благотворным бременем человеческой впечатлительности и морали.
Я приказал джинну тотчас впустить рассерженную толпу и как следует угостить, а также передать, что я появлюсь в аудиенц-зале, когда буду готов.
После необходимого омовения и облачения в подходящий случаю костюм я спустился в комнату, где толпились лесельчане. Я любезно приветствовал их и предложил сразу изложить цель визита, предполагая, что столь массовое прибытие и видимое невооруженным оком возбуждение таит далеко идущее недоразумение. Объяснения, которых я дождался после долгой и полной нервных выкриков минуты, заставили меня задуматься и осознать, что объяснение со столь чуждой культурой, если и возможно, способно породить большой или малый конфликт.
Ибо я узнал, что, по мнению входящих в состав Обвинительного комитета лесельчан, я глубоко обидел проживающих в Древограде лунных жителей своим недостойным поведением. Оскорбления, которые с первой минуты посыпались в мой адрес, утвердили меня в мнении, что это не со мной и не с моим поведением что-то не в порядке, а проблема заключается в самих лесельчанах.
Так, по словам моих гостей, я проявил по отношению к местной культуре сокрушительное отсутствие уважения, используя запретные, несказанно отвратительные слова. Какие? Этого я не сумел от них добиться. После долгих расспросов с моей стороны они смогли лишь объяснить, что слова эти касались возмутительных оценок самих граждан Древограда. Когда я, тоже с возмущением, заявил, что ничего подобного в моих намерениях не было, и что я удивлен высказанными мне упреками, они один за другим чуть ли не бросились на меня, гневно поднимая ветки и угрожая неясными последствиями. Затем они начали кричать и обвинять меня в упорном продолжении неуважения их обычаев, что, по их мнению, выразилось в использовании тех слов, которые я только что произнес, а я по-прежнему не имел ни малейшего понятия о том, что они имеют в виду.
Я попытался защититься, объясняя, что недостаточно знаком с принципами, которыми управляется общество Древограда, или шире — Луны, а они начали бросать в меня чем попало и тем, что оказалось в пределах их веток: в ход пошли стулья и табуреты, бокалы, вазы и тарелки, даже проклятая брюква, которую Терпеклес как всегда забыл убрать. Закрывшись руками от внезапной атаки, я защищался как мог, извиняясь сам не знаю за что и прося хоть как-нибудь объяснить, что в моих словах их оскорбило. Однако они не хотели меня слушать и, несомненно, дошли бы до линчевания моей особы, если бы не внезапное и счастливое для меня — как оказалось через минуту — вторжение очередной группы лесельчан, удержавшей членов Обвинительного комитета от наихудшего.
Вновь прибывшие изволили представиться как Оборонительный комитет. Эти, в свою очередь, бросились к моим ногам и стали извиняться, умоляя о прощении и убеждая, что их земляки не имели злого умысла.
— Но как же? — вопросил я, совершенно сбитый с толку. — Почему тогда я стал объектом этих жестоких атак и необоснованных оскорблений? Какой другой умысел могли иметь эти разбойники, ворвавшись в мой дом и осыпая меня ругательствами?
Тотчас мне пришлось выслушать целую литанию извинений и объяснений, согласно которым члены Обвинительного комитета ненадлежащим образом рассмотрели мое дело и сами совершили возмутительную оценку моей личности. Один из новоприбывших, кланяясь, выступил вперед и обвинил Обвинительный комитет в недопустимых провинностях, среди которых перечислил такие проступки, как облыжные заявления, домыслы, недопонимание, разжигание ненависти, дискриминация и размахивание ветвями. Я в это время наблюдал за реакцией членов Обвинительного комитета — она была разная: от гневного подпрыгивания, через упорное равнодушие и до явного раскаяния. Оценку поведения моих гостей затруднил тот факт, что спустя несколько минут абсолютно идентичные лесельчане перемешались между собой, и я утратил понимание ситуации.
Вскоре растущее ощущение потерянности усилилось, поскольку в замок вторглась очередная группа лунных жителей, которые с порога начали кричать:
— Это возмутительно!
Я даже подпрыгнул: это еще кто? Оказалось, что представители КОПаЛьНи — Комитета охраны прав лесельчан негладкокорных. Это были первые встреченные мною граждане Древограда, готовые отмечать и подчеркивать наличие разницы между типичными лесельчанами и их лиственными родственниками. Новоприбывшие стали скандировать разные лозунги, а поскольку каждый из них выкрикивал свое, начался такой кавардак, что я уже ничего не понимал.
Во всей этой неразберихе я все чаще поглядывал на Терпеклеса, который явно ждал одного моего слова, чтобы выгнать всех крикунов за стены замка. Бог мне свидетель, что я рассматривал и такой вариант.
Ситуация ухудшалась. Вскоре в склочную толпу влилась очередная группа лунян. На этот раз Комитет противников позиции гладконормативных, члены которого для разнообразия начали оскорблять всех, кроме меня, обращая внимание на достойное осуждения и наивысшего презрения уравнивание всех лесельчанин к одному, гладкокоровому уровню, причем — как они изволили заметить — именно негладкокоровые представители народа Древограда должны служить примером для остальных. Я сумел выловить из этих воплей аргументы, указывающие на их существенный вклад в культуру и подчеркивающие их роль в построении основы общества лесельчан.
Выступление противников позиции гладконормативных усилило всеобщую суматоху. Обвинительный комитет утверждал, что во всем виноват я, так как осмелился публично говорить о различиях между лесельчанами, которых якобы не существует; Оборонительный комитет настаивал, что я, как пришелец из другого мира, решительно ни в чем не виноват, и это мои чувства нужно защищать; Комитет охраны прав лесельчан негладкокорных всю вину возлагал на