домой пожелтевшую стопку отпечатанных на машинке страниц – там был гигантский список причин всех возможных недомоганий и проблем, начиная от «пяточной почесухи» заканчивая «горбатым приворотом».
– Не смейся, – сказала она. – Наука нам не поможет. Будем искать другие способы.
Я и не смеялся.
– Памятники! Они называются «памятники»! – крикнула жена ближе к полуночи.
– Нерукотворные? – поинтересовался я.
– Это типа домовых, только злые, – не отреагировала на шутку Лиза. – Жрут нашу память. Потом ускоряются и сводят с ума.
– И как от них избавиться?
Лиза некоторое время шуршала бумагами, а потом подняла на меня испуганные глаза и сказала:
– Никак.
– Что?
– Нет двух страниц.
– В инете есть все, – уверенно сказал я.
Но, к моему удивлению, домовых-«памятников» там не было. Их не было нигде. Хуже того, чтобы вспомнить их наименование, мне приходилось все время заглядывать в статью. Я не успевал забить запрос, как снова их забывал.
– Это они, – сказала Лиза. Она напечатала две страницы А4 с надписью «Памятник!!!» и протянула одну мне. – Ищи, как избавиться от домового!
Я смотрел на ее лицо и пытался вспомнить, кто она и зачем дает лист с символами. Я заплакал. Мне было тревожно от происходящего. Она подошла ко мне, обняла и тоже заплакала.
Потом к нам подошел маленький человек в платье и тоже обнял и заплакал.
Я чувствовал, что, если закрою глаза, случится страшное.
А потом понял, что не знаю, что значит «страшное», и закрыл глаза.
А как их открыть, уже не вспомнил.
Я свернулся колечком и расслабился. Я ничего не помнил, ничего не боялся, ничего не ждал. Мне было хорошо.
Но было бы лучше, если бы рядом никто не хныкал.
Яоман (наблюдатель Александр Бачило)
ГЛОНАСС показывает 71° 4??N, 155° 54??E. На карте чисто. Беру бинокль. Так и есть – стойбище. Небольшое, всего пара-тройка чумов. Людей, собак не видно, дыма над макодаси – тоже. А главное, нигде в пределах обзора нет оленей. Странно. В это время года они обычно пасутся на взморье, по южным уклонам, где раньше тает тундра. Стада медленно бредут вдоль берега, а люди кочуют за ними. Если только…
Снимаю с плеча свой старенький СКС. Не Бог весть какая убойная сила, но надежен и пристрелян – в случае чего и медведя остановит. Только вот из-за медведя стойбище не бросают.
Однако не будем торопиться с выводами. Если здесь побывал яоман, что-нибудь я найду.
Первый же чум, слегка покосившийся, заставил насторожиться. Полог, закрывающий вход, располосован сверху донизу, сломана пара жердей, ветер хлопает оторванной шкурой. Все ясно. Воришка людей не застал, влез через дверь, похозяйничал в чуме, а вышел прямо сквозь стену – слишком был здоров, не повернуться.
Я скинул лыжи, приблизился к чуму, слушая ветер. Стволом карабина отогнул край задубевшей шкуры, включил фонарик, посветил внутрь. Так и есть. Все перевернуто, продуктовый ящик раздавлен, как яйцо. Типичный полярный грабеж. И нисколько не похоже на повадку яомана. Хотя, что мы знаем о его повадках?
Остальные два чума оказались нетронутыми. Видимо, вора спугнули. Пришли люди и погнали зверя в тундру. Все просто.
Я обошел стойбище по кругу и действительно набрел на еле заметную цепочку лужиц. Вода проступила там, где ягельник был примят тяжелыми толстыми лапами. Но след уходил не в тундру, а за покатый вал, отделявший ее от моря. И зверь вовсе не бежал скачками в испуге, а спокойно шел по прямой, будто его не гнали, а наоборот, приманивали.
Приманивали со стороны моря. Кто это мог быть? Медведица? Так, вроде, не сезон. Подозрительно, однако! – сказал бы охотник Боггодо. Эх, вот кого мне сейчас не хватает! Уж он-то живо разобрался бы.
Шлепая по сочащемуся, как мочалка, ягельнику, я двинулся к берегу, поднялся на продолговатый холм, закрывавший от меня полосу прибоя,
