ответил ему: «Не только».
— Знаете, Ватсон, а ведь у меня тут дело, — Холмс, казалось, соскучился за общением, и явно был рад гостю. — И, пожалуй, труднейшее со времен собаки Баскервилей, а может быть, и за все времена.
— Расскажите, мистер Холмс! — У Андрюхи загорелись глаза.
— Об этом деле сейчас судачит весь светский Лондон, и на расследование брошены лучшие силы полиции. Но пока все безуспешно. Речь идет об убийстве русской графини Ольги Прозоровской. Эта пожилая дама, которую называли самой богатой вдовой Европы, много лет проводила бархатный сезон в своем летнем дворце в Биаррице, но на осень-зиму всегда приезжала в свои английские владения. Пять дней назад, то есть 16-го октября 1889 года, графиня была найдена мертвой на своей вилле в Ричмонде. Газеты подчеркивают необычную даже для нашего сурового XIX века варварскую жестокость, с которой было совершено убийство. 86-летнюю графиню не отравили и не застрелили. Она была зарублена топором.
Орудие преступления валялось рядом с трупом, отпечатков пальцев не обнаружено.
— А кто под подозрением? — спросил Андрюха.
— Три весьма милых молодых человека, — ответил Холмс. — Графиня, овдовев, жила одна, детей у нее не было, и эти трое были ее внучатыми племянниками. То есть… вы понимаете, Ватсон, то есть могли претендовать на наследство. Все трое — дальние родственники графини, захудалые отпрыски этого знатнейшего русского аристократического рода. Дела всех троих, мягко говоря, не блещут. Лестрейд уже наводил о них справки в русской полиции: все трое — небогаты, живут на весьма скромное жалованье. Все трое внезапно почувствовали горячую любовь к бабушке полгода назад. Непосредственно после того, как «Тайме» опубликовала интервью со знаменитой графиней, где та жаловалась на преклонные годы и отсутствие прямых наследников.
Все трое моментально примчались в Лондон, сняли тут дешевые квартирки в далеко не лучших районах, и все полгода занимались исключительно тем, что надоедали старой даме визитами. Полагаю, план у каждого из всей этой троицы был прост и предсказуем: любой ценой уговорить мадам упомянуть его в завещании.
Холмс тщательно и не спеша набивал трубку чем-то очень ароматным.
— Гроссвенорский медовый, — сказал он. — Джон Ватсон не курил, но очень любил запах этого сорта. С тех пор, как он погиб, я бросил курить, а манипуляции с трубкой приводят мой ум в порядок, — произнес он и добавил:
— Подводя итог того, что мы знаем об этих троих бедных родственниках: все трое могли быть кровно заинтересованы, чтобы мадам как можно скорее повстречалась со Святым Петром.
— И что же собой представляет эта троица, мистер Холмс? Кто поименно? — спросил Андрюха.
— Одного зовут Фридрих фон Дитрих, он племянник ее покойного первого мужа, немецкого барона. Несмотря на происхождение, герр Дитрих говорит по-русски не хуже вас, мой дорогой Ватсон. Преподает в столичном университете античную юриспруденцию. Отзывы о нем хорошие, любим студентами и уважаем начальством.
Второй — Аристарх Мормышкин. Это внучатый племянник графини, тоже житель Санкт-Петербурга. По всем сведениям, человек тишайший и скромнейший, служит мелким стряпчим в канцелярии градоначальника.
Третий же — Авксентий Оболенский, отставной офицер из Москвы, заядлый картежник и любитель кутежей, и, кажется, самый неприятный и подозрительный тип из троих — такие дебоширы обычно по уши в долгах, и пойдут на все ради денег.
«Ага, вот и ниточка», — подумал про себя Андрюха, но вслух не сказал ни слова.
— Но самый интригующий момент во всей этой весьма странной истории — это, несомненно, найденный полицией дневник графини, — продолжал Холмс. — К сожалению, в нашем Скотланд-Ярде никто не владеет русским. Поэтому данный документ хотя и чрезвычайно важен, но не внес ни малейшей ясности в картину преступления.
«Да как это прочитать некому? Вот еще проблема! Вбили бы текст в Гугль-переводчик, жмешь мышкой на «ко?пи», а потом на «пэйст», всего делов!» — хотел было сказать великому детективу Андрюха, но вовремя прикусил язык. «Тоже мне, юморист нашелся, Максим Галкин… — укоризненно сказал он себе. — Дело ведь нешуточное. Убийство как-никак».
Внезапно внизу хлопнула дверь, на лестнице послышался шум и топот, и в комнату ворвался щуплый человечек с длинным носом, несколько крысиной физиономией и острым взглядом маленьких бегающих глазок.
— А, инспектор Лестрейд, — Холмс спокойно указал ему на свободное кресло и добавил: — Вы продрогли. Налейте себе ирландского, как вы любите, и скажите, нет ли новостей по делу Прозоровской.
— Черт бы побрал этих русских с их загадочной душой и непонятным языком! — Лестрейд явно был вне себя от досады и раздражения. — Ничего ясного, мистер Холмс! Ни-че-го!
— Именно поэтому я так обрадовался, когда мне сказали, что меня навестит Ватсон из России, — сказал Холмс с улыбкой. — Кстати, Лестрейд, познакомьтесь.
