В дверь кабинетика сунулась лохматая голова солдатика.
– Чаво, Федор Николаич?
– Ну-ка, позови сюда товарища Малкова.
– Дык бежать надоть, телефон не работает, едрить его…
– Ну так беги!
Товарищ Лукоянов налил еще немного прозрачной жидкости, подмигнул Владимиру Павловичу и выпил. Товарищ Малков пришел быстро: видать, недалеко было.
– Будешь рюмашку? – спросил его Федор Николаевич. Товарищ Малков кивнул, выпил, крякнул, пощелкал пальцами, но закуски на столе не было.
– Вот, привели гражданина, расстрелять приказано.
– Ну так за чем же дело стало? Сейчас позову Ляксея – и готово.
– Гражданин утверждает, что его отец – известный революционер и что партия ошиблась, приговорив его в расход. Знаешь такого, Лукина?
Малков задумался, потом кивнул:
– Из бывших, но наш, помогал крепко пролетариям. Но если партия решила – значит, в расход.
– Товарищи! Я вам могу дать… кое-что… – Лукин подавился, закашлялся.
– Чего ты мне дашь, контра? Я и сам у тебя всё заберу, когда пулю в лоб загоню, – рявкнул раскрасневшийся от выпитого товарищ Малков.
– Подожди, подожди… Что у вас есть, что вы можете дать? – Товарищ Лукоянов придвинулся ближе к Владимиру Павловичу.
– У меня есть немного золота, товарищи.
– Пара колечек да ложечка? В расход контру. Еще и подкупить нас, пролетариев, хочет гнида царская!
– Нет, слитки! Слитки золота!
– Да ну? И сколько же их у вас? – внимательно глядя в глаза Лукину, спросил начальник Уральской Чека. Товарищ Малков тоже примолк, про контру более не упоминал, слушал.
– Пуд наберется, товарищи. Экспроприировал у белых в Екатеринбурге, да не успел отдать. Ей-богу, хотел. Вот могу вам отдать.
– Ну, допустим. И что же вы хотите-с за это? Жизнь?
– Хочу служить трудовому народу и революции. Я много могу. Могу на фронт, могу в тыл Колчака, партизан подымать по деревням.
Малков озадаченно молчал. Лукоянов задумался, потом сказал:
– Дам вам человека, с ним сходите за золотом. Принесете – я вам мандат, поедете в Екатеринбург, там встретитесь с нашими товарищами из подполья, они передадут одну вещь, ее мне доставить надо. Как доставите – получите мандат комиссара, пойдете начальником в войска, не рядовым. Согласны?
Владимир Павлович горячо закивал. Малков недоуменно смотрел на Лукоянова.
– А я чо? А мне?
– А с тобой, дорогой товарищ Малков, мы завсегда всё решим полюбовно. – Лукоянов налил водки, подал ему и выпил сам. – Иди, товарищ, неси награбленное революцией.
Владимир Павлович медленно вышел из кабинетика. «Слава богу, обошлось». – И пошел отдавать золото.
Уже на следующий день он трясся в вагоне в сторону Кунгура, имея в подкладке пальто мандат, выданный ему Уральской Чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией о том, что он есть настоящий чекист и преданный борец за дело трудового народа. После Кунгура до Ревды поезд шел медленно, никто не знал, где красные войска, где белые, а в Ревде вообще остановился.
Владимир Павлович дальше отправился пешком. К утру он добрел до знакомого Екатеринбурга, переулками добрался до назначенного места, постучал в дверь бревенчатого дома.
– Кто там шляется в такое время? А ну пошел!
– От Марата! Пришел за вещами! – произнес Владимир Павлович условную фразу. Дверь стукнула щеколдой и, скрипнув, отворилась. В темноте проема показался человек с револьвером.
– Тута жди, сейчас притащу.
– Кто там, Петро?
– Да от Лукоянова пришел за его коробкой, спи.
Человек скоро вынес холщовую сумку и передал Лукину, ничего более не сказав. Владимир Павлович недоуменно остался стоять на пороге. Но чувство долга и искупления вины погнало его дальше. Пора выбираться из города, совсем уже утро настало, морозное, позднеосеннее. На улицах было пустынно. С ценной сумкой идти было страшнее и опаснее: что там в ней? Документы по расположению частей белых или добытые непосильным трудом разведданные по передвижению полков генерала Гайды? Лукин мог только догадываться, но сумка жгла бок. И тут в глухом переулке его остановил конный казачий патруль.
– Кто таков? Почему ходишь? Комендантский час ишшо! А ну, пошли в каталажку, потом разберемся, кто ты есть!
