— Есть, только не в упаковке, извини, достать нейлоновые чулки в магазинной упаковке у нас, наверное, смогут лишь по личному заданию товарища Сталина.
— Сколько у тебя есть?
— Три пары.
— Какой размер?
— Второй.
— Как понять?
— Для дамы весом от пятидесяти двух до шестидесяти двух килограммов.
— Думаю, как раз. Бери с собой все три. Едем!
Елена удивленно приоткрыла рот. Я не упустил момент и наконец сладко поцеловал ее прямо в губы.
7
Увидев великолепные чулки сногсшибательного кремового цвета, Верочка, бывавшая иногда капризной и своенравной, мгновенно стала податливой, как воск. Долго расспрашивать ее мне не пришлось.
Вера со смехом сообщила, что Лобок обронил орех в лаборатории, он выпал из кармана его широченных брюк-галифе. Он до сих пор, дурачок, ищет его по всему заводу.
— Пусть ищет! — задорно сказала Вера и озорно заглянула мне в глаза. — А ты не возвращай! Над ним потихоньку шутить стали, так он фамилию сменил. Теперь он полковник Колобок, потому что якобы сам товарищ Сталин его так прозвал.
Вот так Вера, сама не зная и не ведая, изобличила шпиона. Помахав мне рукой, она побежала в свою лабораторию, прижимая к своей замечательной груди три пары драгоценных чулок. Кстати, вскоре ее наградили орденом Почета.
Что надо было делать Лобку, чтобы обронить орех из глубочайшего кармана своих брюк-галифе, я понял сразу, поскольку добрый на язык дядя Жора давно шептал мне на ухо, что Лобок, как петух в курятнике, перепробовал всех самых вкусных курочек на заводе непосредственно на их рабочем месте.
Кого именно попробовал сладкоежка Лобок, было, кстати, несложно вычислить, поскольку в глубинах сейфа, которым так дорожил наш куратор, как сообщили «по секрету» те сотрудницы, кому удалось пройти сквозь горнило лобковской проверки на вшивость, хранятся целые штабеля американских нейлоновых чулок. Их полковник Лобок выдавал тем из сотрудниц, кто отличился особо.
Я в подробностях рассказал Елене историю каштанового ореха и передал ей две половинки цифры восемь с надписью «Германия была, есть и будет лучшим другом СССР». У Лены, кажется, почти мгновенно созрел план, и она уехала готовить проведение операции.
Неожиданно нагрянувший на завод Лобок застал меня мирно беседующим с дядей Жорой и сразу же взял под арест как «враждебный Советскому государству элемент, пытавшийся бежать за границу и выдать особо важную государственную тайну». Так что обо всем, что произошло дальше, я узнал из рассказа Лены.
8
Когда наконец все закончилось и меня выпустили из уютной камеры НКГБ, мы сидели на кухне за столом все в той же замечательной квартире номер восемь дома номер пять по Большой Никитской и пили чай с отцовским медом, который я доставил сюда из своих личных запасов.
Лена, то повышая, то понижая голос, то смеясь, то содрогаясь от омерзения, рассказывала о том, как завершилась операция. Я слушал ее, сгорая от желания сделать с ней такое, о чем мечтал слишком давно.
Лена как будто не замечала моего состояния. Она была увлечена медом, чаем и своим рассказом.
«Когда я зашла в его кабинет в административном корпусе вашего завода, Лобок схватился за пистолет. Однако в следующую секунду на его лице отразились смешанные чувства, он замешкался.
В приталенном стального цвета немецком жакете, серой австрийской юбке, туго обтягивавшей бедра, и тончайших белых американских нейлоновых чулках я выглядела, очевидно, великолепно. Шикарная светлая чешская блуза с черным итальянским атласным бантом на шее дополняли впечатляющий портрет.
Как девушка, я, конечно, не представлялась ему врагом. Однако я была военным пилотом государства, вступившего в войну с Советским
