к нашим баранам и откровенно поговорим за жизнь во всех ее многогранных аспектах, ракурсах, фикусах, кактусах и фокусах. Кстати, последний я тебе обязуюсь показать не далее как ныне, но чуток погодя, – соловьем заливался Петр, будучи не в силах остановиться.
– Для начала я хотеть знать, с кем говорить, – сухо перебил его инквизитор.
– Не веришь, стало быть, что я благородный кабальеро дон Педро де ла Бленд-а-Мед? – пригорюнился Сангре.
– Нет.
– И что моя родословная тянется из глубины темных веков и овеяна подвигами первого рыцаря королевства вестготов Колгейта, равно как и богатыря Маклинза по прозвищу Лесной бальзам.
– Нет.
– Ну и правильно, – невозмутимо согласился Петр. – Приятно поговорить с умным человеком, поскольку я и сам не очень-то во все это верю. С тем же успехом я мог бы назваться матерью Терезой, да и не столь важно, как меня кличут. Зато ты знаешь, что я из себя представляю и сколь велики мои разносторонние дарования, а это главное.
– Но я хотеть и имя, – настойчиво повторил инквизитор. – Как разговаривать без имя?
– Дозволяю называть меня Бес, гражданин брамин.
– Как?! – вытаращил тот глаза.
– Бес по прозвищу Церемонный, – уточнил Петр. – Можешь слитно, мне не жалко. Извини, но своего подлинного имени я назвать тебе не могу, а побалакать с тобой так хочется, что аж кулаки чешутся, потому как изобидел ты меня страшно.
– О гривна из свинец я вовсе не желать говорить, – живо смекнул монах, к чему клонит его собеседник. – Князь Гедимин сказать, что ты вернуть из плен фра Луис, иначе я не прийти вовсе.
– Ну-у, за гривны тебе потолковать со мной все равно придется, и притом не раз, – возразил Сангре, продолжая вкрадчиво улыбаться, – а касаемо твоего коллеги… – он, не оборачиваясь, трижды хлопнул в ладоши, рявкнув: – Введите гражданина Люсьена-заде Бюль-Бюль оглы. Алле! – и его рука устремилась в сторону открывающейся двери.
На пороге появились Локис и Вилкас, аккуратно поддерживающие под руки фра Луиса. Сам он идти мог с трудом, поскольку находился в полуобморочном состоянии, окончательно перестав понимать, чего ему ждать в ближайшем будущем. Вроде бы дон Педро сказал, что отпустит его, но тогда почему охранники-людоеды столь подозрительно себя ведут, корчат такие страшные рожи и угрожающе поглядывают на него, словно собираются… съесть, а то и того хуже. Увы, инквизитор не знал, что литвины просто-напросто выполняют задание Петра, велевшего им вести себя с фра Луисом… поласковее. Потому они и старались ему… улыбаться. Выходило же…
Глядя, как Локис с Вилкасом чуть ли не волочат Эспиносу, Сангре поморщился, еще раз пожалев о переборе с мерами устрашения, но как ни в чем не бывало с прежней лучезарной улыбкой обратился к фра Пруденте.
– Как видишь, мы свое слово, в отличие от вас, шлимазлов забубенных, всегда держим, – с гордостью похвастался он. – Любой каприз за ваши гроши. Между прочим, таким чистеньким, отмытым и отутюженным он, как мне кажется, не был даже во времена своего раннего детства. Сам его рясу накрахмаленную пощупай, если не веришь – ни одного микроба. А позавчера они по ней целыми стаями бродили. И здоровенные такие, как мамонты.
Инквизитор нахмурился, глядя на уныло-бледное лицо коллеги, поддерживаемого под руки дюжими литвинами.
– Я зрю, его пытать, – сурово поджал он губы и обратился к фра Луису на каком-то иноземном языке. Очевидно спрашивал, пытали ли его, но испуганно вздрогнувший Эспиноса весьма энергично замотал головой, жалобно косясь на Сангре.
– Видишь? – возликовал Петр. – Он сам подтверждает, что его никто не пытал. Берегли засранца, как зеницу ока, чтоб ни один седой волос не упал с его дегеративной задницы! Да ты садись, Люсьен, чего там, будь как дома, – он властно махнул рукой и литвины усадили бывшего пленника на лавку подле его напарника. – И хотя я так и не внял твоим рассказам за жуткую бьёз хексе Изабеллу, – продолжал он, – но ничего страшного. Ты же сделал все что мог, уговаривая меня, верно?
Фра Луис старательно закивал, в точности, как было велено Петром еще в подклети. Мол, когда буду к тебе обращаться, сразу начнёшь поддакивать, иначе… И он многозначительно потрогал пальцем свой клык, плотоядно облизнувшись при этом. И теперь бедный Эспиноса, до сих пор находившийся под впечатлением того, как чуть не стал вампиром, был готов согласиться с любой фразой Петра.
– Ну а теперь давай поворкуем с тобой за жизнь, почтенный шейх, – обратился Сангре к фра Пруденте и вновь многообещающе улыбнулся.
Тот насторожился. Улыбка собеседника выглядела вроде бы ласковой, но на ум отчего-то пришло сравнение с голодным львом, с такой же радостью скалящим зубы при виде беззащитной жертвы. Инквизитор покосился в сторону фра Луиса, но затравленный вид перепуганного коллеги не добавил оптимизма.
– Я не… – начал он, но Петр с силой шарахнул пухлым томом по столу.
– Цыц, – грозно оборвал он монаха. – Командовать парадом буду я, ибо ежели я доверю базар тебе, ты начнёшь размазывать белую кашу по чистому столу и это таки никогда не закончится. Итак, чукавый мой, шо мы имеем? – Он раскрыл том на нужной закладке и прочел: – День сей господа бога вседержителя, день отмщения, да отмстит врагом своим и пожрет я меч господень! О как! Слыхал?! Лучше не придумаешь. Это в качестве эпиграфа. Ну а
