Я слишком хорошо понимаю ту смесь надежды и отчаяния, которую он должен был чувствовать. Я сам прошел через это, когда отправил свою партию собак, включая Наузада и Тали. То, что я лично наблюдал их отъезд в такси, не больно-то меня успокоило. Особенно, когда я потом узнал, что не все собаки из Наузада благополучно достигли центра спасения. В моем воображении немедленно возникли РПГ и Пуля, когда я стал думать о том, что я наделал. Что, если я совершил ошибку? Возможно, мне следовало оставить их выживать здесь, в местности, где они родились? Может быть, мне не нужно было вмешиваться? Эти и другие сомнения тревожили меня во время долгой дороги обратно в Великобританию по окончанию службы.
Сидя рядом с Наузадом, я потом часто замечал, что эти мысли снова приходят ко мне. Чувство вины охватывало меня, и я обнаруживал, что прошу у него прощения. «Прости, я не смог спасти твоего друга, Наузи» — шептал я, поглаживая его обрезанные уши. Конечно, я знал, что он не понимает, о чем я говорю, но порой мне хотелось, чтобы он понял и, тогда, возможно, он сказал бы мне, что я сделал доброе дело, и это уменьшило бы мое чувство вины.
Пока мы ждали новостей о Фубар, мы были на постоянной связи с Кошаном. Я постоянно проверял свой имейл и сотовый на предмет любых сообщений.
Наконец через несколько дней, показавшихся мне неделями, мы получили известие, что Фубар благополучно доставлена в Афганский центр спасения. Я почувствовал знакомую смесь радости, облегчения и ответственности. Мы сделали это. Теперь мы будем заботиться о ее здоровье и безопасности и закончим дело, вывезя ее из Афганистана на самолете.
То же самое сообщение пришло к Крису, устроившему себе двухдневный отдых на Крите по пути в Нидерланды. Но эту радостную новость омрачила другая, намного печальнее, пришедшая из Афганистана. Другой голландский морпех, его добрый друг, подорвался на СВУ в тот же день, когда Фубар прибыла в Афганский центр.
Когда мы получаем известие о прибытии собаки в Афганский центр, то, как это всегда, приводит в движение шестеренки механизма фонда. Мы не всегда участвуем в каждой спасательной операции от самого ее начала. Иногда мы через Кошана прибегаем к помощи местных, хотя, как правило, кто-то из американских солдат делает все возможное, чтобы помочь нам на конечном этапе операции. Наш фонд реально проявляет себя в следующем. Мы продвигаем историю нуждающегося в помощи пса на нашем сайте, я рассказываю ее на одной из устроенных мной локальных презентаций, а затем трачу много часов на рассылку благодарственных писем за поступившие благотворительные взносы.
Теперь, когда сообщение от Кошана подтвердило прибытие Фубар в центр, для нас наступило время действовать и обустраивать следующий этап операции. Но в этот раз нам прибавили работы. В последнем сообщении от Кошана также присутствовали подробности о собаке по кличке Медвепес. Я взглянул на фотографию зверя-переростка, глядевшего на меня с экрана. Это не было псом. Это, несомненно, было большой темно-бурой лошадью, изо всех сил пытавшейся казаться собакой.
С почти отрезанными ушами, купированным хвостом и белой полосой вдоль брюха, зверь являл собой массивную копию Наузада. Однако Кошан упоминал о нем как о щенке.
Если кратко, Кошан объяснял, что Медвепса привел в приют английский солдат, который подобрал его, бродящего по афганским переулкам, очевидно, сразу же после того, как пес был лишен ушей самым жестоким образом.
Я точно не знаю, как солдат узнал об афганском приюте для животных, мы изо всех сил стараемся не афишировать его местонахождение из-за того, что он потенциально может стать легкой мишенью для талибов, но солдат, не зная, как ему быть, бросил щенка у дверей Кошана. Случилось это примерно четыре месяца назад.
Мне неизвестно, почему Кошан не рассказал нам о Медвепсе раньше, но было уже поздно волноваться по этому поводу. Милый маленький безухий щенок перестал быть маленьким и милым. Он стал Медвепсом. Его огромная голова, похоже, с трудом помещалась на тридэшной цифровой фотографии.
Из-за дефицита места в приюте Кошан нуждался в нашей помощи. Поскольку связаться с солдатом, притащившим пса, не было возможности, без нашего вмешательства Медвепсу пришлось бы вернуться обратно на афганские улицы. Ничего больше Кошан тут поделать не мог. Решение о том, что фонд примет Медвепса, я принял всего за секунду. Я только надеялся, что, поскольку он на самом деле является всего лишь щенком, он не притащит с собой никакого довеска, свойственного Наузаду.
Вскоре мы принялись за дело, ставшее для нас привычной рутиной. Сначала мы сравнили стоимость перелета, прикинули транспортировку к и от аэропорта и отыскали карантинные базы на возможном пути назначения собаки. Блин, везде было дорого и требовало много времени! Учитывая разницу в курсе валют, мы не могли рассчитывать получить много от обмена трех тысяч фунтов.
Людям, которые не понимают связей, установившихся между солдатом и бездомной собакой, иногда бывает трудно найти объяснение таким затратам. Я слишком хорошо сознавал, сколь много хороших дел мы могли бы сделать благодаря вкладам в приюты в Соединенном Королевстве. Но благодаря рекламе люди дарят деньги потому, что они озабочены бедственным состоянием некой отдельной афганской собаки. А кто я такой, чтобы устанавливать цену на жизнь афганского беспризорника?
Одно письмо пришло от джентльмена по имени Пит. Читая его написанные от руки строки, я узнал, что в 1947 году он служил в месте, которое тогда называлось Северо-Западной пограничной провинцией, а сейчас известно как пакистано-афганское пограничье.
