важную роль в жизни племени и пользовались уважением наравне со старшими членами сообщества — настолько, что их даже кормили перед тем, как семья хозяина сама сядет за стол.
Собаки кучи пользовались славой из-за своих пастушьих навыков и способности приспосабливаться к климатическим крайностям, с которыми они сталкивались, когда их хозяева-кочевники переходили с места на место. Верные, свирепые, умные и крайне выносливые, эти псы имели жизненно важное значение для выживания племени.
Читать все это было по-настоящему интересно, и мне с трудом верилось, что речь идет о все том же Афганистане, который, даже если все описанное имело место в нем сотни лет назад, теперь ассоциировался у меня с жестоким обращением с животными, особенно собаками.
Когда я сравнил присланные мне фотографии родичей Вайли с некоторыми картинками, которые нашел в Сети, у меня не осталось сомнений насчет того, что Чар Бадмаши — это горные собаки кучи (саге коче).
Четыре игривых щенка выглядели так же, как и собаки на некоторых изображениях, которые мне довелось видеть. Однако описание породы, которое я начал читать, оказалось еще увлекательнее. Оно подсказало мне, что Наузад и Тали, вероятно, также являлись потомками древних собак кучи, но, скорее всего, пустынных кучи, а не горного подвида этой породы, отличавшейся большими размерами и к которой относились Чар Бадмаши.
Исследования — классический способ выбрасывать время на ветер, но чем больше я читал, тем больше мне хотелось знать. Часы скользили мимо, пока я прыгал с сайта на сайт, читая вывешенную информацию и глядя на фотографии.
Делая это, я не мог удержаться от мысли о том, какое все это имеет отношение к Наузаду. Теперь мне стало понятно, откуда он унаследовал свои способности к выживанию там, в Афганистане. Тамошние зимние ночи были без преувеличения жестокими, но Наузад пробил через них себе путь в жизни задолго до моего появления на сцене.
Однако еще более интересной вещью оказались зернистые фотографии собак кучи, найденные мной в Интернете. То были все как на подбор рослые, мускулистые псы, охраняющие стада тощих коз посреди каменистых горных равнин.
Что и впрямь привлекло мое внимание, так это то, что у них всех были обрезаны хвосты и уши.
Когда я впервые обнаружил Наузада, меня шокировало и привело в ужас то, как с ним обошлись. Я полагал, что это часть варварской традиции, связанной с собачьими боями: какой-то способ сделать так, чтобы собаку было тяжелее ухватить и держать во время поединка. Фотографии кучи заставили меня пересмотреть эту мысль. Теперь, хотя и вопреки моему восприятию, я видел, что это — своеобразная форма заботы. Кочевые племена явно были практичным и крепким народом; должны были быть. Большую часть своей жизни они были предоставлены самим себе, так как ничто, за исключением разве их традиционной медицины, не могло помочь им в случае болезни. И они не могли позволить своим собакам, игравшим жизненно важную роль в выживании племени, быть уязвимыми для ран и болезней.
Глядя на фотографии Чар Бадмашей, я видел, что у каждого из этих четырех сгустков веселья есть чрезмерно длинные вислые уши и длинные, тонкие, вертлявые хвосты — идеальные штуки для того, чтобы застревать меж камнями или быть ободранными об острые шипы кустов, покрывающих склоны афганских гор. Точно так же, как купируют хвосты пастушьим собакам у нас в Британии, кочевники-кучи купировали хвосты и уши своим собакам еще в щенячьем возрасте, чтобы защитить их от нежелательных повреждений во взрослой жизни.
Полагаю, они были правы. Всякий, кто держит собаку, знает, насколько это сложно — останавливать кровотечение, когда собака поранит себе ухо или хвост; Бимер являл тому кошмарный пример, когда забегал в живую изгородь вокруг полей во время наших дневных прогулок. Народ кучи руководствовался необходимостью, и большинство современных афганцев, вероятно, просто следовали этой старинной традиции. И кто я вообще такой, чтобы оспаривать другую культуру, особенно ту, которую едва понимаю?
Внезапно я обнаружил, что совершенно иначе воспринимаю Наузада. Его история была глубже, чем я себе воображал.
— Хотелось бы мне знать, откуда ты взялся, Наузад, — прошептал я ему. Я попытался вообразить его хрупким щенком, но это было просто невозможно. Для меня Наузад был и останется Наузадом, которого я нашел в разрушенном глинобитном здании. Испуганным, но в то же время упорным.
Во время чтения о собаках кучи меня также постигло озарение об особенностях характера Наузада, — тех, о которых я по-настоящему до сих пор не задумывался. Точно так же, как любовь Физз гонять белок была вплетена в ее ДНК, характер кучи был запрограммирован в Наузаде. Я кивнул, когда прочел о том, что настоящие собаки кучи были верными товарищами, лютыми в их защите и почти несравнимыми с прочими собаками из-за своей глубокой привязанности к членам своей стаи. Совсем как Наузад.
Тали, совсем как Наузад, тоже была неистово верной, но, опять-таки как Наузад, имела свои пунктики. Как настоящая маленькая леди, именно она всегда решала, может ли Наузад поиграть с ней. Несмотря на то, что большинство времени он проводил, наслаждаясь совместной с ней возней на полу гостиной, ему порой приходилось издавать предупреждающий агрессивный лай, когда она становилась чересчур назойливой. Это всегда заставляло Тали отпрыгнуть со скоростью молнии, а шерсть на ее загривке немедленно вставала дыбом. При этом она набрасывалась на Наузада и разражалась серией визгливого лая, оскалив клыки и как бы говоря: «Как смеешь ты меня так пугать!»
Я определенно видел, что Тали вполне соответствует тому, что она приобрела на афганских улицах. Она вполне походила на своих тезок — настоящий маленький боец. Однако, когда я проматывал страницу очередного сайта, то внезапно получил противный отрезвляющий душ.
