– Долго еще ехать?
– Что, такая нетерпеливая?
Она ничего не ответила. Дюша помолчал и добавил:
– Пять-десять минут. Если без пробок.
– Хорошо. Спасибо.
Народ в автобусе притих, стушевался. Это поначалу все кинулись звонить, с гордостью в голосе нудеть и хвастаться. Первичный всплеск храбрости и самолюбования. А дорога стягивает скулы. Тишина внушает тревогу. Много уже таких героев повидали. Петушатся сперва, а в отделении сдуваются, как бракованный воздушный шарик.
Девушка отвлеклась от мобильного телефона, обернулась.
– Тут в сети пишут, что задерживают на сутки.
– Может, и так. Сама виновата.
– Конечно.
– А курить разрешат? – вроде не всхлипнула, но что-то просительное возникло в голосе. Глаза потухли. Подернулись мыльной пленкой.
– Вряд ли, – Дюша отвернулся.
Автобус занесло на повороте. Дюшу качнуло. Он схватился за поручень, напряг руку и удержался в полузависшем состоянии. Но коснулся бедром ее плеча.
– Аккуратнее.
– Извини.
Автобус завернул во двор 45-го отделения полиции. Остановился. Передние двери открылись, несколько сотрудников вышли в сырой петербургский вечер. Двери тут же закрылись. Пахнуло свежестью.
– Я в туалет хочу.
– Сейчас всех выведут – сходишь.
– А я сейчас хочу! Обязан сопроводить.
– Шибко грамотная, я гляжу.
– Какая есть.
Дюша повел плечами.
– Ну пошли.
Он мог не реагировать. Это не его обязанность. Должны работать местные сотрудники. Но уже бесповоротно зацепила его эта девушка.
– Куда? – это майор на выходе.
– В туалет. Невтерпеж ей.
– Быстро давайте. Пересчитать еще всех надо.
Двери заторможенно открылись.
Опять опьянил холодный воздух. Опять захотелось курить. У заднего борта автобуса девушка замялась.
– Ну, ты чего?
– Я обманула.
– Сейчас обратно в автобус закину.
– Не закинешь.
– Чой-то?
– Сама пойду.
Губы у нее влажные, рот полуоткрыт, глаза арахисовые. И смотрит, смотрит в самое нутро. Дюша сглотнул.
– Слышь, чего тебе надо?
– Отпусти, а?
– Не могу, – он помолчал, а потом добавил с глупой ухмылкой: – Закуривай пока. В отделении не дадут.
Девушка торопливо закурила. Обычная сигарета. Обычный толстый фильтр коричневого цвета. Обычная красная пачка. Все обычное, кроме нее самой. Затягивалась она жадно, кусая горький фильтр, кривя рот и сощуривая глаза. С каждой секундой взгляд становился влажным, тусклым и растерянным.
– Тебя как зовут?
– Меня не зовут, Макеев, я сама прихожу, – улыбнулась сквозь слезы.
– Э, ты хорош реветь. Ничего страшного. Завтра всех отпустят.
Она то ли всхлипнула, то ли усмехнулась:
