Шакалота. Птичка в клетке

Присаживаюсь на корточки, прислонясь спиной к каменному парапету, и неотрывно смотрю на фотографию. Это чувство — бессилия, оно не выносимо, оно душит. Я совсем не знала Костю, но живее чем сейчас, он для меня никогда ещё ни был. Это так… это так несправедливо.

Закрываю глаза и вижу его лицо, его смущённую улыбку, которой никогда не придавала значения — разве кто-то мог смущаться при виде такой, как я? Вспоминаю, как его голова просовывалась в дверь нашего класса после каждого звонка на перемену и вижу… теперь вижу, как он смотрел на меня тогда…

— Прочти, — слышу над головой голос Яроцкого. Переворачиваю фотографию и вижу несколько строк написанных от руки неуклюжим, детским, но очень старательным почерком.

«Лиза», — первое слово.

— Это письмо Кости? — хмурясь, встречаюсь взглядами с Максом, который так и стоит надо мной.

— Да. Четвёртое.

— И… и почему оно у тебя?

— Хочешь спросить: почему оно у меня, а не у Паши?

— Не знаю, — теряюсь. Пожимаю плечами. — Просто… ты сказал, что все письма…

— Три письма, — перебивает. — Я сказал: Костик передавал через Чачу три письма. А это — четвёртое. Которое… я у него забрал. Не веришь мне?

Я уже не знаю, кому верить. Всё это… всё это настолько запутано.

— Прочти, — кивает на фотографию и вновь отворачивается к морю.

«Лиза», — от одного моего имени вкус горечи во рту троекратно усиливается.

«Лиза.

До этого я отправлял тебе стихи, но видимо, ты не очень любишь поэзию, поэтому решил сказать так, как умею — своими, простыми словами. Чувствую себя, правда, полным идиотом… Всё-таки выражать чувства чужими словами намного проще, руки не так дрожат, и сердце не так колотится, но всё же… я должен набраться смелости и признаться тебе наконец. А это не так просто как кажется… Фух. Вот стояла бы ты сейчас передо мной, я бы, наверное, умер уже.

Прости, что так и не смог сфотографировать для тебя зелёный луч солнца на закате, но я верю, что однажды, если ты, конечно, не будешь против, ну, я надеюсь, что однажды ты не будешь против, мы вместе… в смысле — ты и я, когда-нибудь обязательно его увидим…»

* * *

Лето перед десятым классом

Конец августа

— … увидим. Вот так. Блин! Нет! Это бред какой-то! Как тупица какой-то малолетний написал! Не умею я чувства так выражать! Стихи всякие записать могу, а чувства выражать вот так вот — нет!

— Покажи, — выхватываю у Костика недописанное (уже четвёртое!) письмо Багряновой и сминаю в кулаке.

— Ты что… Ты что делаешь?! — У Костяна от возмущения глаза на лоб лезут, а изо рта вылетают какие-то странные нечеловеческие звуки, прежде чем он набрасывается на меня в попытке забрать эти чёртовы сопли на чёртовой фотографии, которые на фиг его Багряновой не сдались!

— Хватит, Костян! — кричу на полном серьёзе и толкаю его в грудь, так что Костик приземляется на пол моей комнаты, тяжело дышит и прожигает меня свирепым взглядом. Таким же взглядом смотрю на него и я.

— Хватит! Успокойся уже! — кричу. Больше не могу сдерживаться! Кто-то же должен, в конце концов, снять с него эти розовые очки! — Плевала она на тебя! ПЛЕ-ВА-ЛА! Уясни уже, наконец! Она… она… сука она, вот кто, твоя Багрянова!!! Похрен ей на твои письма, на твои стихи, на старания Чачи и на это, — сжимаю крепче смятую фотографию, — тоже похрен! Над твоим признанием она просто поржёт!!! Разуй глаза, Костян!!! Не нужно её всё это твоё фуфло! Чувства?!! Какие на фиг чувства?! К кому?! К той, кто даже не смотрит в твою сторону?! К той, что делает вид, что знать тебя не знает?! К той, кто даже не здоровается с тобой?!

— Закрой рот! — орёт на меня Костик, сжимая кулаки и заливаясь краской до самых ушей. — Ты ничего не знаешь!!!

Не сдерживаю мрачного смеха:

— Да что я знать должен?! Всё очевидно! Это ты… ты, Костян, ничего не видишь!!!

— Лиза не такая!!!

— А какая?!! Милая? Добрая? Понимающая?! В каком б*ять месте?! Сколько ты перед ней стелиться будешь?! Она о тебя ноги вытирает, а тебе это будто и нравится!

— Нет!