— Как надолго? — Глупость моего вопроса подтверждает весёлый смешок Макса, который даже с умилением теперь на меня смотрит. Примерно с тем же, с каким смотрел на больного, страшненького котёнка, но это ведь котёнок, разве можно смотреть на него по-другому? Вот каким его взгляд ощущаю.
— Только ты могла это спросить, — не может прекратить улыбаться. — Будто я тебя запереть собираюсь и принуждать к чему-то. Эй? Ты опять покраснела.
— Тебе кажется. — Если бы! Обхожу его сбоку и направляюсь к выходу.
Ловит меня за руку и разворачивает к себе.
— Пусти. — Да, мне страшно — себя боюсь. И он видит этот страх в моих глазах, потому что больше не улыбается, больше не выглядит расслабленно и слегка печально, теперь кажется… обессиленным. Одиноким. Ничем не лучше Лучика.
Всё ближе подходит. Скользит ладонью по руке, пока не находит мои ледяные пальцы и не переплетает со своими.
— Что… ч-что ты делаешь? — смотрю на него затаив дыхание. Руки — две ледышки, в то время когда спина уже взмокнуть успела.
— Не знаю, — спокойно, мягко. Шаг вперёд делает, а я не могу заставить себя назад отойти, или в сторону, я вообще ничего не могу. Только смотреть на него могу, слушать с каким грохотом в груди сердце бьётся, чувствовать, как кожа мурашками покрывается.
Вторую ладонь осторожно мне за шею заводит, касается кожи мягко, почти невесомо. Его руки тёплые, дыхание размеренное и глубокое, не то что моё: на каждом судорожном выдохе обрывается.
Наконец включаются остатки разума: на слабых отступаю назад. Ладонь Макса падает с шеи, но вторая продолжает держать меня за руку. Шаг вперёд делает, и ловит за талию, когда я вновь отойти пытаюсь.
— Боишься меня? — шепчет с горечью.
— Нет, — и это правда. Себя боюсь.
— Не простишь никогда?
— Не знаю, — и это тоже правда. Во рту пересыхает, голова кругом идёт. — Зачем ты это делаешь? — качаю ею.
— Что я делаю?
— Ты знаешь, что. — Не могу озвучить. Спросить, почему за руку держит, почему глаз с моего лица не сводит. Язык спросить не поворачивается, это всё моя неуверенность в себе. Разве я могу нравиться ему? Я — мышь в сравнении с Вероникой.
Припадает лбом к моему лбу, скользит пальцами по шее, а я всем телом напрягаюсь, глаза зажмуриваю, но не могу и не хочу убегать, оттолкнуть его не могу. Хочу стоять так до бесконечности, хочу касаться его, хочу вдыхать его запах, чувствовать его тепло.
«Ты сошла с ума, Лиза. Это конец. Обратно дороги нет.»
— Не помнишь, что мне в баре сказала? — шепотом скользит по губам, всего в сантиметре от моих замер. — Когда мне в шею дышала, и засыпала у меня на руках. Не помнишь?
— Нет, — приоткрываю глаза, предчувствуя катастрофу.
Макс беззвучно усмехается, а в глазах ещё больше печали появляется, вины и даже некого сожаления.
— Костя сначала меня попросил с тобой в друзья поиграть, — будто с трудом это произносит, слегка отстраняясь. — И вот я думаю… а что было бы, согласись я?
— Не понимаю, о чём ты…
— Понимаешь, — проводит ладонью по моей пылающей щеке, так что взлететь от ощущения хочется, куда-нибудь далеко, в космос желательно.
— Сейчас всё чаще думаю о том, как всё сложилось бы, если бы в тот день Костик уговорил меня, а не Чачу… Возможно, Костик не напился бы перед тем, как собирался признаться тебе в чувствах. Возможно, Чача не стал бы предателем. Возможно, им бы стал я… Что если бы им стал я?.. Чёртова история, в которой при любом раскладе не обошлось бы без разбитого сердца. Но, возможно, если бы твоим другом попытался стать я, карты легли бы иначе. Возможно, не было бы столько лжи. — Делает паузу и потом обрушивает, как снег на голову: — Возможно, ты бы до сих пор меня любила, Лиза.
«Как я могла любить такого козла, как ты?»
Боже… как я могла сказать это?! Как могла сказать об этом Яроцкому, тогда — в баре?!
Что делать теперь? Как от чувства стыда избавиться? Когтями изнутри раздирает. Как вообще теперь в глаза ему смотреть после такого?
Но смотрела ведь. Смотрела до этого дня. И целовалась с ним когда… когда он знал, что в девятом классе я — идиотка, — была по уши в него влюблена.
Паутина какая-то… липкая, запутанная. Костя был влюблён в меня, а я была влюблена в его лучшего друга. Ещё и Паша… Блин. Так вообще бывает? Почему я? Почему я стала центром этой истории?
А Яроцкий он знал… давно уже знал, ещё с той ночи, когда я в баре напилась. И молчал. Теперь уже глупо будет пытаться оправдываться. Да и