— Спи, Полина.
Утро.
Мама делает вид, что вчера ничего ужасного на её глазах не произошло, и с вполне правдоподобной улыбкой на лице готовит для отца завтрак, пока я тормошу Полину за плечо и прошу её перевернуться ко мне лицом, чтобы помочь выпить лекарство и сделать хотя бы парочку глотков чая.
У Полины снова температура и она жалуется на боль в горле.
«Ангина», — заключила ранее мама и принялась составлять младшей дочери почасовую схему приёма лекарств и полоскания горла, пока они с папой будут на работе, а я в школе.
— Полин, выпей это, — вкладываю ей в ладонь таблетку жаропонижающего.
— Спасибо, — невнятно бормочет, а я кусаю губы, не зная, как перейти к другой важной для меня теме. Не могу я в школу уйти и не поинтересоваться. — Полин?
— М? — делает глоток чая и плюхается обратно на подушку.
— Можно я у тебя спрошу кое-что? Только обещай не беситься.
— Уже бесишь. Чего тебе?
— Ты… ты зачем вчера ему звонила?
— Кому?
— Ты знаешь кому?
Глаза Полины друг резко расширяются и так же резко превращаются в две щёлочки:
— Ты откуда знаешь?
— Знаю, — мягко вздыхаю, укрывая её одеялом.
— Замутила всё-таки с ним? — фыркает в отвращении и переворачивается ко мне спиной. — Ну, удачи.
— Полин?
— Отвали, систер. Серьёзно. Вот сейчас вообще не лезь ко мне!
— Да что с тобой происходит? — шепчу, поглядывая на приоткрытую дверь. — Зачем ты звонила Максу?
— Максу? — цинично усмехается и поворачивает голову ко мне. — Так он больше не урод, не козёл и не последняя тварь? Теперь он — Макс? Ха. Ха- ха.
— Я никогда не называла его тварью.
— Серьё-ё-ёзно? — выплёвывает, будто что-то горькое на язык попало. — Ну ты и дура!
— Для чего ты звонила ему?
— У него и спроси! — кричит внезапно и с головой накрывается одеялом.
Вот и поговорили.
Уже сбегаю по ступеням лестничной клетки, когда вдруг звонит Зоя, коротко и ясно заявляет, что сегодня она идёт в школу одна и вешает трубку.
— И что это было? — бормочу себе под нос и ещё минуту точно смотрю на дисплей телефона, прибывая в смешанных чувствах.
А потом всё вдруг становится ясным, как белый день!
За углом дома, куда видимость из окон моей квартиры уже не доходит, припаркован мопед с красной отшелушивающейся краской, а на нём сидит Яроцкий и при виде меня сверкает самодовольной ухмылочкой, будто опять где-то нашкодил, но в этот раз удалось выйти чистым из воды.
— Привет, — протягивает мне шлем, пока я заставляю ноги ожить и двигаться дальше. Не стоять на месте, как в землю вкопанной, а ещё не испытывать всей той неловкости, которая так и рвётся наружу.
«Веди себя, как ни в чём не бывало.»
— Надевай, — трясёт шлемом.
— До школы три минуты на твоём мопеде.
— Ну и отлично, — расслабленно ухмыляется. — Шлем.
Задумываюсь. И вдруг доходит!
— Так это ты Зое позвонил? — Принимаю шлем.
— Какой Зое?
— Не придуривайся. Это ты ей сказал, чтобы в школу без меня шла?
С невинным видом пожимает плечами:
— Может быть.
Хочется задать самый глупый в данной ситуации вопрос «Зачем?», но сдерживаюсь. И так понятно зачем, но моя неуверенность всё ещё слишком сильно жужжит в груди. Всё ещё нашёптывает о том, что Яроцкому не могла понравиться такая, как я. Только не после Вероники. И не после войны, что
