тому, что Ригардо-джи не выполнил своего обещания, хотя Донован вовсе не был этим опечален. Какой-то внутренний зов заставил Силача защитить их похитительницу. Силач не мог похвастаться остротой ума, зато его инстинкты никогда не подводили.
Человек со шрамами уловил постукивание за стеной и прислонился к переборке, чтобы отчетливее разобрать звук. Тот раздавался через неравные промежутки; вначале издалека, откуда-то со стороны кормы, но постепенно приближался, пока не поравнялся с ним. Некоторое время не доносилось ни единого шороха, и в душе Донована-буига медленно росло ощущение, что по другую сторону панели что-то есть и это что-то знает о его присутствии.
Доновану до того вдруг стало неуютно, что он осторожно отодвинулся от стены настолько, насколько позволяли ремни, и замер, стараясь даже не дышать.
Медленно текли секунды.
Рядом с его головой вновь раздалось постукивание, а потом звуки из потайного коридора начали удаляться. Теперь человек со шрамами смог вздохнуть спокойно. Шелковистому Голосу стук напомнил тот, какой бывает, когда играешь с теннисным мячиком, — вот только этот мяч казался сделанным из металла и медлил, прежде чем подпрыгнуть вновь.
Чуть позднее Внутренний Ребенок услышал, что звуки возвращаются. Передав эти сведения Ищейке, чтобы тот ломал голову над загадкой, он продолжил ждать появления контрабандиста.
Но никто так и не пришел ни в эту ночь, ни следующим днем, ни вечером.
Человек со шрамами гадал, не решил ли Ригардо-джи все-таки действовать самостоятельно. Тот мог напасть на Равн из засады и завладеть кораблем, оставив Донована прикованным к кровати.
Но на третий день, когда судно вошло в пространство Мегранома и поползло к Палисадному бульвару, именно Равн Олафсдоттр явилась, чтобы освободить человека со шрамами от оков.
— Вставай, до-оро-охуша, — произнесла она. — До-олжно-о быть, про-охо-оло-одался.
Она положила ключи ему на ладонь и отступила назад.
— Психологический прием, — сказал Фудир, возясь с замками, удерживавшими ремни. — Твой алабастрианский акцент — всего лишь шутливое кривлянье. В большинстве своем граждане Лиги считают «гудков» людьми недалекими. Это не слишком справедливо по отношению к алабастрианцам, зато тебе только на руку, если противник недооценивает твои способности.
— А ты умен, мой друг. Ужель настолько предсказуема твоя презренная раба, что видишь ты ее насквозь!
— Маньярин же помогает тебе казаться опасной.
Наконец-то справившись с путами, Донован поднялся с койки и стал разминать мышцы. Олафсдоттр протянула ладонь, и человек со шрамами вложил в нее ключ.
— Знаешь, не обязательно было затягивать так туго.
— Да, — мрачно ответила конфедератка, — знаю.
— Ничего интересного не случилось, пока я был привязан?
Олафсдоттр слегка склонила голову набок.
— А должно было?
— Да нет. — Он прошел мимо нее. — Я голоден. Идем уже обедать.
Он даже не оглянулся, чтобы посмотреть, идет ли она за ним или опять нацелила шокер на его зад.
Человек со шрамами энергично уплетал собственноручно изготовленный обед: даал с фасолью и жареными грибами, яичницу и холодный жирный бекон, который прихватил из холодильника в кладовке. Олафсдоттр аж передернуло, когда он принес все это в столовую.
— А что? — спросил Фудир. — Ты предпочитаешь питаться как-то иначе?
Олафсдоттр поиграла шокером, держась на безопасном расстоянии от своего пленника.
— Я ем то же, что и все разумные люди. Скажем, яйцо всмятку, разбив с тупой стороны, и небольшую порцию фруктов разных цветов — зеленую дыню, желтый ананас, белую восковую тыкву — для наилучшего эффекта. И чашечку заварного кофе, такого густого, чтобы в нем ложка стояла.
Фудир посмотрел на нее с любопытством.
— Сдается мне, как раз таки эспрессо из списка можно было бы и вычеркнуть. Неудивительно, что ты вечно такая напряженная. Тебе стоит как- нибудь попробовать терранскую еду.
Она с отвращением взглянула на его тарелку.
— Обязательно. Когда-нибудь.
— Так, значит, последние пару дней все было тихо?
— А могло быть иначе, учитывая, что ты был привязан к кровати?
