В этом месте Хемингуэй постоял несколько минут, запоминая местность. Изгиб тропы скрывал от глаз Вуд-лейн. Через приступку был виден Фокс-Хаус, проглядывавший между деревьев сада, и кусты утесника на бугорке выгона, золотившиеся за вязом, росшим рядом с проулком. Грубые голоса и шелест легкого платья подсказали старшему инспектору, что по меньшей мере в чем-то он не ошибся: проулок Фокс-лейн стал пользоваться популярностью у зевак. Он поджал губы, покачал головой и вернулся на дорогу, разочаровав водителя своим молчанием после приказа: «Едем дальше!»
Въезд в Олд-плейс с хоуксхэдской дороги представлял собой белые сельские воротца, распахивавшиеся на узкую грунтовую дорожку с высокой травой между колеями от колес. По объяснению Мелкинторпа, этот въезд был дополнительным, в отличие от главного – больших ворот со сторожкой в конце торнденской Хай-стрит.
– Приятное место, – произнес Хемингуэй. – Наполовину парк, наполовину лес. Он заканчивается у дороги или земли сквайра тянутся дальше, где рубят деревья?
– По-моему, земли простираются до реки, сэр. Многие дома в округе тоже его.
– В наши дни это уже не такое богатство.
Больше он ничего не сказал, но, когда машина остановилась перед домом, его цепкий взгляд подметил неувядаемую красоту парка. Они только что проехали мимо маленькой вспомогательной фермы, миновав еще двое ворот, а потом обширный прежде огород и фруктовый сад. Чтобы достичь подъездной аллеи, пришлось пересечь конный двор с проросшими между брусчаткой сорняками. Двери конюшен, даже верхние половинки, были закрыты, краска на них потрескалась и облупилась. Раньше здесь суетилось не менее полудюжины работников, а теперь остался единственный конюх средних лет.
– Прогресс, – тихо пробурчал Хемингуэй, понимая, что его спутник, сочувствующий демократическим устремлениям и бунтам, ощущает смутное удовлетворение от мысли, что высокие налоги принудили еще одного землевладельца оставить без работы большую часть прежнего персонала.
– Говорят, раньше у сквайра было полдюжины садовников, много конюхов и егерей, – сказал констебль, затормозив перед домом. – Теперь все, конечно, по-другому.
– Точно, – отозвался старший инспектор, покидая машину. – А народ, заметь, сынок, это все больше садовники, конюхи да егеря. Можешь набить этим свою трубку, то-то славно задымится!
Оставив недоуменного констебля с отвисшей челюстью, он шагнул к двери дома. Хемингуэй позвонил в колокольчик, и дверь открыл седой слуга, спросивший имя и цель гостя и поклонившийся в знак уважения к закону и презрения к его приспешникам. Виртуозно сочетая вежливость и пренебрежение, он усадил старшего инспектора в кресло в холле и отправился за указаниями к хозяевам. Вернулся слуга в сопровождении миссис Эйнстейбл, пары терьеров и одного молодого ирландского сеттера, устроившего старшему инспектору необычайно радостный прием.
– Сидеть! – скомандовала миссис Эйнстейбл. – Извините. Сидеть, дурачок!
Хемингуэй, успешно отражавший восторженный натиск сеттера, воскликнул, стряхивая с себя шерсть:
– Какой красавец! Ну, хватит! Сидеть!
– Очень признательна вам за снисходительность, – сказала миссис Эйнстейбл. – Он еще не прошел обучение. – Ее утомленные глаза оглядели старшего инспектора. – Полагаю, вам нужен мой муж. Он здесь, неподалеку, во флигеле. Я отведу вас к нему. Это сэкономит время, к тому же там он держит свою винтовку.
– Благодарю вас, мадам.
Она рассмеялась:
– Раньше Торнден не радовал нас такими развлечениями!
– Полагаю, вы предпочли бы без них обойтись, – произнес Хемингуэй, следуя за ней сначала по коридору, а потом по заросшей аллее.
– Сознаюсь, без этого было бы гораздо лучше. Какой ужас – убийство! Муж тоже обеспокоен. Он никак не избавится от ощущения ответственности за Торнден. У вас есть догадки, чьих это рук дело? Или нельзя спрашивать? Тем более когда среди возможных подозреваемых мой муж… Лучше бы я дождалась его и увезла домой!
– Вы, кажется, рано уехали с тенниса, мадам?
– Да, я заглянула туда только на чай. Сама я – развалина и в теннис не играю. К тому же тогда выдался очень жаркий день!
– Вы помните, во сколько уехали, мадам?
– А какая разница? После шести часов. Спросите мистера Пленмеллера, он шел мне навстречу, когда я выехала. Может, он помнит, который был час?
– Наверное, он возвращался с бумагами для вашего мужа?
Она опять засмеялась:
– Да! Вам рассказали?
– Мне сообщили, что после чая он попросил отпустить его и вернулся через полчаса. Я не знал, что вы встретили Пленмеллера.
Она остановилась и бросила на него быстрый взгляд:
– Можно подумать, что у кого-то были дурные замыслы! Поделом ему, угодил в собственную ловушку! Вам объяснили, почему ему понадобилось уйти?
