– Нет, мадам. А вы знаете?
– Конечно, как и все остальные! Ужасно с его стороны – и так типично! После чая составились команды, и мисс Уорренби оказалась лишней. Это означало, что ей предстояло беседовать с Гэвином Пленмеллером. Поэтому ему и понадобилось отлучиться домой за бумагами для моего мужа. Неудивительно, что он создает себе врагов!
– Удивляться не приходится, – поддакнул Хемингуэй. – Вы полагаете, все знали истинную причину его ухода?
– Все, кто его слышал! Миссис Хасуэлл сказала, что ему и мисс Уорренби придется развлекать друг друга, после чего он обратился к Линдейлу будто бы вполголоса, но так, что слышали все: дескать, теперь ему надо быстро соображать… Не знаю, услышала ли это мисс Уорренби, но я услышала! Ты очень занят, Бернард? Пришел старший инспектор Хемингуэй.
Две ступеньки вели в большую квадратную комнату, где были бюро с выдвижной крышкой, картотечный шкаф, несколько кресел с кожаными сиденьями. На одной стене висела карта поместья, в другой была дверь. Сквайр сидел за столом и занимался какими-то бланками. Он взглянул на Хемингуэя из-под густых бровей и поднялся.
– Скотленд-Ярд? – резко спросил он. – Иди отдыхай, Розамунда!
– И не подумаю, дорогой! – Миссис Эйнстейбл села и достала из лежавшей на столе пачки сигарету. – Не до отдыха, когда у нас полиция! Мне интересно! Можно подумать, что мы угодили в книжку Гэвина!
Муж молча посмотрел на нее. Она, закурив, подбодрила его улыбкой – так показалось Хемингуэю.
– Прошу, садитесь, – произнес сквайр. – Чем могу быть полезен?
Это было сказано скорее по-командирски, а не тоном человека, которому предстоит допрос. Хемингуэй оценил это и понял, что сквайр крепкий орешек. Что ж, люди, поручившие это расследование ему, знали, что делали. «Замешаны местные родовитые семейства, – объяснил заместитель комиссара полиции непосредственному начальнику и закадычному другу Хемингуэя суперинтенданту Хинкли. – Неприятная ситуация. Поручим ее Хемингуэю. Понятия не имею, как у него это получается, но у Хемингуэя нестандартный подход. Он умеет раскалывать самых трудных свидетелей». На что суперинтендант Хинкли с усмешкой заметил: «Он бывает несносным, правда, сэр? Но результат есть результат. Сдается мне, именно его нестандартный подход застает людей врасплох. Факт, вы же сами говорите: он всегда добивается своего! У него редкое…» В этом месте заместитель комиссара перебил суперинтенданта: «Чутье! И не говорите! Что есть, то есть, черт бы его побрал!»
Сам старший инспектор без колебания приписал бы свой первый вопрос сквайру этому чутью. Усевшись по другую сторону стола, он улыбнулся:
– Благодарю вас, сэр. Я подумал, что лучше с вами поболтать, потому что, насколько я понимаю, вы дружили с Уорренби.
Воцарилась тишина. Ее продолжительность была старшему инспектору на руку. Никто не догадался бы, что Хемингуэй наблюдает за обоими присутствующими. Тем не менее, хоть он и выбрал этот момент для поглаживания терьеров, нюхавших его штанины, от него не укрылись ни взгляд сквайра, ни оцепенение его обычно суетливой супруги: она, не мигая, уставилась на тлеющий кончик своей сигареты. Молчание нарушил сквайр:
– Я бы выразился скромнее. Я с ним прекрасно ладил. В пререканиях с соседями нет никакого смысла.
– Точно, – кивнул Хемингуэй. – Тем более что все сходятся в одном: поладить с Уорренби было непросто. Вот я и решил поговорить с человеком, относившимся к нему непредвзято. Как эту непредвзятость ни толковать… По одну сторону мисс Уорренби, по другую все остальные. В данной ситуации важно услышать беспристрастное мнение. Как он умудрился добиться такой единодушной неприязни?
Сквайр не спешил с ответом. Сначала, скрывая неуверенность, он пододвинул Хемингуэю сигаретную пачку.
– Не знаю, курите ли вы…
– Спасибо, сэр, – сказал Хемингуэй, беря сигарету.
– Вы задали трудный вопрос, – начал сквайр. – Сам я никогда не конфликтовал с Уорренби: со мной он был сама учтивость! Но он был отчасти чужаком. Не понимал, как вести себя в таком месте, как это. Здесь нужно добиваться поддержки, шагать в ногу со временем. Но и отпугивать таких, как Уорренби, не следует. Надо принимать их и учить правильному поведению.
Действительно, подумал старший инспектор, сквайр – крепкий орешек.
– Как вы считаете, сэр, он мог прибегнуть к шантажу, чтобы добиться своего? – спросил он.
Миссис Эйнстейбл уронила пепел с сигареты себе на подол и, стряхивая его, воскликнула:
– Что за противоестественная мысль! Кого ему было шантажировать в таком респектабельном месте?
– Мало ли… – пожал плечами Хемингуэй. – Я пообщался с его старшим клерком, мадам, и у меня возникли разные мысли…
– Бесполезно спрашивать об этом меня! – хрипло произнес сквайр. – Будь у меня основания такое заподозрить, то я не имел бы с ним ничего общего.
– Вы пытаетесь понять, почему мы с ним общались? – обратилась к старшему инспектору миссис Эйнстейбл, вызывающе глядя на него. – Это я виновата. Не могла преодолеть жалость к его несчастной племяннице. Потому и оказывала им гостеприимство. Это, конечно, глупость и феодализм, но если мы принимаем новичков, то нашему примеру следуют другие. Расскажите нам больше о шантаже! Если бы вы знали Торнден так, как я, то понимали бы,
