Даже меня спрашивал, а я ведь знаю мисс Уорренби лучше, чем кто-либо еще, и смогла бы много порассказать про этот дом и про то, как бессовестно Сэмпсон Уорренби тиранил племянницу. Не будь Мэвис святой, она бы этого не выдержала. Но вы же знаете таких людей без чести и совести! Об этом я тоже хотела поговорить со старшим инспектором. Запугать мисс Уорренби может любой! Но для Тэддиаса Драйбека у меня просто не хватает слов!
Инспектор, не оценив ее заявление, ждал продолжения.
– Когда я узнала, что он затеял – собрать сведения обо всех случаях, когда Уорренби жестоко с ней обходился, и попытаться доказать, что Мэвис могла застрелить своего дядю, то без колебания сказала ему, что€ я о нем думаю. Стыдитесь, заявила я. Я бы еще много чего ему высказала бы, если бы тогда знала то, что знаю сейчас. Представляете? Ему хватило наглости пытать Глэдис! Она – кухарка мисс Уорренби. Глэдис сама мне об этом рассказала сегодня утром, в автобусе. Тут я и решила, что мой священный долг – предостеречь старшего инспектора. Это просто подлый наговор! Тэддиас Драйбек – из старых холостяков, никогда не говорящих доброго слова о новом поколении. Вы обязаны предупредить старшего инспектора, что он не должен верить ни одному его слову!
– Я так и сделаю, мадам, – сказал Харботтл. – Хотя в этом нет необходимости. Вам не о чем волноваться.
– Вам легко говорить! Он – адвокат. Если не верить словам адвоката, то чему вообще верить? – Миссис Миджхолм выдержала паузу, но не дождалась от инспектора ответа. – Это же очевидно! Говорю вам, это попросту клевета, а сам он – настоящая старуха-сплетница, куда такому самому застрелить Уорренби, хотя ему, без сомнения, хотелось бы это сделать. Абби Дирхэм, племянница мисс Паттердейл, считает, что это сделал он сам и просто отводит от себя подозрение. У нее выходит очень убедительно, но мне как-то не верится. Нет! Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что моя версия – самая верная. Ладислас – вот кто это сделал! И не рассказывайте мне про время: я про это ничего не знаю, зато знаю, что он двуличный. Не нахожу для него иного слова.
– Разумеется, – кивнул инспектор. – Мой опыт свидетельствует, что двуличных людей больше, чем мы думаем. В любом случае…
– Подождите! – перебила его миссис Миджхолм. – До того как это произошло, болтали, будто Ладислас ухаживает за мисс Уорренби. Он красивый молодой человек, если вы, конечно, умеете ценить иностранный тип внешности, и нельзя отрицать, что бедняжка увлеклась им. Удивляться нечему, обычно мужчины не находят Мэвис привлекательной, и ей польстило его внимание. По-моему, Ладислас авантюрист. Догадался, наверное, что после смерти дяди она будет при деньгах. Если это не мотив для убийства, то уж и не знаю, что считать мотивом! И как только Уорренби умирает, что делает Ладислас? Притворяется, будто мисс Уорренби никогда его не интересовала! Вчера он сидел в «Красном льве» – обычно он туда носа не показывает – и пытался всех убедить в этой небылице. Мой муж сказал, что это было смешно, люди решили, что он испугался. Я бы не придала этому значения, если бы не открытие после ужина…
– Какое? – осведомился инспектор.
– Я позвонила мисс Уорренби. На звонок ответила эта ее служанка. Что, думаете, она сказала?
– Не знаю.
– Мисс Уорренби сидит в беседке за домом, в глубине сада, и разговаривает с Ладисласом! Я чуть в обморок не упала! После всех этих его разговоров явиться к мисс Уорренби! Я посоветовала Глэдис не беспокоиться, решив, что главное – поставить в известность старшего инспектора.
– Я ему передам, мадам, – сказал Харботтл, мечтая от нее отделаться. – Сразу, как только придет. Уверен, он будет вам чрезвычайно признателен.
– Главное, чтобы он что-нибудь предпринял. – Миссис Миджхолм взяла перчатки и сумочку.
Через десять минут после ее ухода вернулся Хемингуэй.
– Вы разминулись с миссис Миджхолм, – сообщил Харботтл.
– Говорю же, у меня нюх! Что ей надо?
– Хотела помочь вам в работе. Я чуть не брякнул, что вы побежали за блондинкой.
– Хорошо, что сдержались. Она сама блондинка, и если ей втемяшится в голову, что у меня слабость к этой масти, то от нее уже не избавиться. Насчет Глэдис я оказался прав: молодой Хасуэлл заставил ее вздрогнуть.
– Узнали нечто важное? – поинтересовался Харботтл.
– Даже не знаю… Но у Глэдис есть голова на плечах. Она сказала, что если ныне покойный Уорренби сидел в саду в домашних туфлях, то, значит, его выгнало из дома что-то неожиданное.
– Почему?
– Одна из его особенностей. Имелась и другая: никогда не разгуливать с непокрытой головой. Глэдис не было на месте убийства, фотографий она тоже не видела, поэтому не знает, в шляпе он был или нет, когда получил пулю. Здесь у меня перед ней преимущество.
– Насчет головного убора – охотно вверю, – задумчиво промолвил инспектор. – Некоторые мужчины шагу не сделают без шляпы. Мой отец был таким. Но я не пойму, почему он не шел в шлепанцах, ведь было сухо?
– Не понимаете, потому что никогда, наверное, не простужались. Но вы не можете не знать, что, когда человек вбивает себе в голову, будто что-то представляет для него смертельную опасность, это превращается в манию. Глэдис рассказала, что Уорренби делал ей замечание, когда она выбегала в шлепанцах в огород за мятой или еще за чем-нибудь.
