Хемингуэй повернул голову и напряженно вгляделся в его лицо.
– Продолжайте! – потребовал он. – Это полезно!
Харботтл покраснел:
– Очень рад, шеф! Вы нечасто признаете мою правоту.
– Какая там правота! Вы в корне неправы, просто прочищаете мне мозги. Как только вы сказали, что убийство произошло, когда поблизости собралась целая стая недоброжелателей Уорренби, до меня дошло, что это не случайность. Так и было задумано! Продолжайте, Хорас!
– Хорошо, сэр! Продолжу! Пусть я в корне неправ, зато обнаружил в ваших словах ошибку. Такого плана быть не могло. По крайней мере, настолько четкого. Убийца не мог знать, что Уорренби окажется в саду именно в то время, ему просто повезло. Он, похоже, собирался проникнуть в дом или хотя бы в сад и произвести выстрел через окно кабинета. Если вспомнить, что он едва не попался Уорренби на глаза, то вам придется согласиться, что планом даже не пахло. Если бы ему пришлось войти в сад, мисс Уорренби все увидела бы. Мне представляется, что преступник оказался скорее удачливым, чем предусмотрительным.
– Не останавливайтесь! Все проясняется с каждой минутой!
– Пока вы со мной согласны? – спросил Харботтл.
– Нет. Если соглашусь, то подниму руку.
– Нет смысла продолжать, сэр, раз вы не согласны ни с чем из того, что я говорю.
– Зачем сидеть и соглашаться друг с другом? Куда бы это нас привело?
– Сэр, если считать, что убийство подгадали под момент, когда все гости-теннисисты будут расходиться по домам, то нам придется признать, что преступник верил в свою удачу. Какое же это планирование? Ему нужно было торопиться, потому что такая толпа сама по себе опасна: вдруг кто-нибудь из них появится в проулке? Маловероятно? Но ведь могло случиться! Мисс Уорренби должна была в любой момент оказаться там. А если бы Уорренби поднялся наверх или ушел за дом? Подобную возможность тоже нельзя сбрасывать со счета. Если преступник составлял план, он должен был предусмотреть больше времени на непредвиденный случай.
– Совершенно верно, Хорас! А вы, значит, думаете, что его подготовка – я имею в виду ружье – заключалась в надежде на случайную возможность выстрелить в Уорренби?
Инспектор помолчал.
– Если так повернуть, – медленно проговорил он, – тогда, конечно, нет. Но мои доводы остаются в силе!
– Да, – кивнул Хемингуэй. – Они разумны и делают вам честь. Наш преступник не хотел, чтобы его торопили. Можно предположить, что он не желал рисковать.
– Так какой же ответ? – спросил Харботтл.
– Уорренби застрелили не в 7.15. Это неправильное время.
Инспектор долго смотрел на своего шефа, не находя слов. Наконец он произнес:
– Я могу привести несколько опровержений вашей версии. Хотелось бы услышать доказательства вашей правоты. Вряд ли вы внезапно пришли к такому выводу.
– Я бы не назвал это внезапным выводом, – возразил Хемингуэй. – Я долго собирал сведения, которые оказались бесполезными. Начнем с начала: врач не сумел точно определить время смерти Уорренби.
– Да, – кивнул Харботтл. – Помню, вы сразу это отметили, разбирая дело с начальником полиции. Но данное обстоятельство не выглядело существенным, к тому же Уоркоп – не первый врач на нашем пути, не столько помогающий, сколько мешающий полиции.
– Вы правы, тогда это показалось несущественным. Я совершил ошибку: принял за факт установленное время убийства. Затем я услышал нечто чрезвычайно важное от мисс Уорренби. В первую нашу встречу она сказала, что ее дядя очень редко находился вне дома. Я пропустил ее слова мимо ушей, поскольку это было так же не важно, как показания врача. Убитый был в саду, с пулей в левом виске, гильза лежала там, где ей полагалось лежать в том случае, если Уорренби застрелили, когда он сидел в кресле.
Инспектор оживился:
– Вы хотите сказать, что его убили вовсе не в саду?
– Не исключено, – бесстрастно ответил инспектор. – Будем на это надеяться, ведь если удастся установить, что на самом деле его убили в другом месте, то появится возможность доказать, что 7.15 не являлось временем убийства. Вероятно, это произошло часом ранее. Теперь можно упомянуть другие на первый взгляд малозначительные сведения, полученные мной вчера вечером от дряхлого старикашки. Его дочь и Хобкирк твердили, будто он не в своем уме и антиобщественный тип. Сразу было видно, что у него зуб на Рега Дитчлинга, не говоря о желании попасть в газеты. Понятно, что я отмахнулся от его лепета. Знаете, Хорас, похоже, мне пора в отставку. Я упустил буквально все!
– Лично у меня сложилось впечатление, что вы не упустили ничего, – сухо возразил инспектор. – Вы напомнили мне своим рассказом перечисление мисс Уорренби дядиных привычек. Но раз вы об этом не говорите, то я тоже не стану.
