Проповедник тем временем подошел совсем близко, остановился и запустил руку под капюшон.
- Вы уж простите меня, я так обрадовался, когда огонь увидел - думал уж всё, опять одному ночевать. Но нет, небо милостиво сегодня. Позвольте у вашего костра отдохнуть.
- Подходи, садись, только богов своих оставь при себе.
Снова повисла тишина. Проповедник придвинулся почти вплотную к огню, протянув вперед руки, а воины вернулись к разглядыванию пламени.
- Спать что ли пора, - воин, пригласивший проповедника к костру, чуть выпрямился и повел плечами.
- И то дело, - его напарник зевнул.
Проповедник лишь пожал плечами.
- Хех, что-то ты молчаливый для проповедника.
- Кто бы говорил, - его голос был по-прежнему тихий, - сами сидите тут с каменными лицами, как покалеченные.
- Покалеченные, - тихо повторил воин и даже подался вперед, - Парень, да ты даже не представляешь, насколько покалеченные. Видел бы ты, что нам довелось увидеть. Никто же не выжил, понимаешь? Лучше б мы сдохли там, вместе с остальными.
Проповедник фыркнул и мельком взглянул на говорившего:
- Значит, небо хотело, чтобы вы жили, - и отмахнулся: - Подождите.
Он еще ближе наклонился к костру, затем с трудом поднялся и повернулся к костру спиной, подняв лицо к звездному небу. Через некоторое время он сделал рукой какой-то знак, опустился на одно колено, коснулся ладонью земли и прошептал короткую молитву. После всего этого он вновь уселся к костру.
- Небо говорит мне, что ваш предводитель жив, - его голос ослаб почти до шепота.
- Врешь.
- Небо не врет, - он снова пожал плечами, - небо знает.
- Этого не может быть, - в наступившей тишине было слышно, как скрипнули стиснутые зубы.
Проповедник промолчал.
- Слушай, Кнут, - второй воин почему-то заговорил совсем шепотом, - даже если Оурский жив, хоть я и не представляю, как такое возможно, и тем более не представляю, где его искать... Я навоевался, не могу больше.
- Кнут, я тоже... К демонам эту войну, у меня семья осталась, ты знаешь.
Названный Кнутом кивнул и опустил голову на руки, задумался, прислушиваясь к себе. Все молчали. Наконец, он со вздохом выпрямился.
- А я пойду. Что еще мне делать, кому я нужен.
- Если все же найдешь его, скажи, что я... не могу.
- Ничего не говори.
- Если... - Кнут отмахнулся, - я все понимаю. До города со мной дойдете?
Воины только кивнули в ответ, да и не требовалось ничего больше. Они смотрели друг на друга и уже прощались, как прощаются навсегда старые товарищи, и в глазах у каждого зажглась какая-то решимость, и от сделанного выбора словно дышать стало легче.
- Три дня пути, - голос проповедника разрушил волшебство момента.
- Что?
- До города, говорю, три дня пути по этой дороге. Твое имя Кнут, стало быть?
- Да не имя, так...
- Ясно. Дай мне свой меч, пожалуйста. Да не бойся, что я тебе сделаю.
После недолгих колебаний воин протянул свой меч. Проповедник почтительно взял его за лезвие, поднял на вытянутых руках над огнем. Он ничего не говорил, но по дрожанию рук было видно, что ритуал, каким бы он ни был, дается ему с трудом. Вдохнув сквозь зубы, проповедник переместил меч себе на колени и склонился над ним, не выпуская из рук. Казалось, он просидел так целую вечность, но вдруг выпрямился и протянул меч воину:
- Я закончил.
Проповедник ушел еще до рассвета, а воины продолжили путь. К концу третьего дня они действительно вышли к небольшому городу, где и заночевали. А на утро у выхода из города они приметили сидящего на ступенях какого-то храма блаженного. Кнут остановился:
- Благослови меня на дорогу, человек.
Блаженный оглядел его, прищурив один глаз:
- Чего хочет от меня тот, кто благословение богов с собой носит? - сказал так и, поднявшись, скрылся в храме, оставив недоумевающих воинов посреди улицы.
