назвали улицы по номерам — верх топонимической импотенции.
Евгений заметил краем глаза какое-то движение. Он нервно глянул в сторону, вырванный из своих мыслей. Из темноты переулка вышла фигура и двинулась к нему. В животе завязался холодный узел: незнакомец двигался к нему энергичной, упругой походкой. Когда Евгений в бледном свете фонаря разглядел, кто это, он испытал облегчение — это был всего-навсего учитель Станислав. Ну да, только вспоминал его. Как говорится, вспомнишь солнце, вот и лучики.
— Привет, Стас! — Евгений сделал неуклюжий жест рукой, приветствуя учителя.
Станислав начал учить детей сравнительно недавно. Может быть, лет десять назад, когда умер Иосиф, прежний учитель. Детей в Приюте было немного, и одного учителя хватало на всех, кто хотел учиться. Молодой (уже десять лет как) учитель еще не обрел той необходимой дряхлости, которая вызывает неизбежное уважение, поэтому его еще ценили мало и воспринимали скорее как бледную копию ушедшего патриарха. Вся его субтильная фигура, казалась, способствовала этому мнению. Станислав был похож на огородное пугало, сошедшее с шеста.
Учитель кивнул на приветствие Евгения и натянуто улыбнулся.
— Плохой сегодня день, да, Евгений?
— Не то слово. Что там с Пейлом, не знаешь?
— Руслан посадил его в клетку.
— В участке?
— Да.
— Ну и дела. Я не знал, что там есть клетка.
— А она есть.
Наступила неловкая пауза. Евгений попытался сделать шаг в сторону, но Станислав быстро преградил ему дорогу. Евгений вопросительно посмотрел на него, но тот только улыбнулся.
— А что вы здесь делаете, в такую темень? — спросил Евгений, чтобы что-то спросить.
— Это не так уж и важно. Важно, что здесь делаете вы, — сказал учитель.
Евгения охватило недоброе предчувствие. Он внимательно посмотрел на учителя и вдруг помертвел: он знает. Это говорили его холодные глаза, это говорила его напряженная поза.
— Я задержался, мы с ребятами играли… — начал глупо оправдываться Евгений, но голос дрожал, и он возненавидел себя за эту дрожь.
— Вы собираетесь в другой стороне города, — сказал Станислав.
— Мы были в другом месте в этот раз, — Евгений продолжил свою невразумительную оборону.
— Мы же оба знаем, что это не так, — мягко, чуть присюсюкивая, сказал Станислав, как будто Евгений был его маленьким учеником.
Евгений стушевался и не нашелся с ответом.
— Евгений, — сказал учитель. — Я ведь начал с того, что у нас случился такой тяжелый день. Наш город испытал страшное потрясение. Я не уверен, что мы сможем оправиться от него. Беды — они как лавина, как снежный ком. Они превращаются в безжалостную стихию, которая сметает все на своем пути. И первый снежок, упавший на наши головы — Пейл Арсин.
— Гребаный Пейл Арсин, — машинально сказал Евгений. В последнее время в Приюте эта фраза стала чем-то вроде «Черт побери!»
— Но мало кто понял, что же такое этот Пейл Арсин, — сказал Станислав. Взгляд его сделался мечтательным, и это напугало Евгения еще больше. Но тем не менее он зачем-то спросил:
— И что же такое Пейл Арсин?
— О, — учитель улыбнулся еще шире. — Пейл — это заря нового дня. Знаешь, улицы нашего города названы в честь разных мифов. Среди них больше всего скандинавских названий, ты когда-нибудь думал об этом? Я сам посчитал! 63 — скандинавских, 50 — греческих, 19 — славянских. И это учитывая, что наш с тобой язык вобрал в себя больше греческого, чем финно-угорского. Почти все — от греческого, почти ничего — от скандинавского, понимаешь? Мы всегда хотели быть не тем, чем являлись. Мы стремились на юг, а не на север. Север — это холод и голод, а юг — изобилие и счастье. Кто виноват в том, что мы люди? Мы хотим поплотнее набить брюхо, поменьше работать, забыть о необходимости выживать. Мы стараемся забыть о том, что такое быть человеком. Мы прячем наше дерьмо в водопроводе, мы узакониваем совокупление, мы выращиваем животных на убой вместо того, чтобы охотиться на них.
Учитель распалился и почти кричал, Евгений сделал несколько неуверенных шагов назад, но учитель последовал за ним, дрожа и искрясь.
— Но история — она как колесо. Совершив полный круг, она возвращается к началу. И Пейл — это начало. Это новый человек. Это снег, который упал нам на головы. Это суровый северянин, сделанный из льда, который пришел к нам, как когда-то бог пришел к евреям. Но как и евреи, мы его не поняли и не приняли. И мы распнем его за то, что он напоминает нам, какими мы должны быть. Ты понимаешь, о чем я? Понимаешь?
Одной рукой учитель схватил Евгения за воротник, другую запустил в карман своего линялого пиджака.
Ошарашенный, Евгений мелко закивал, чтобы не раздразнить сумасшедшего.
