завалялся крем от загара. Давай посоветуем ему открыть магазин с косметикой.
— Как бы там ни было, — рассудительно заметил Серега, — цвет его кожи не имеет никакого значения. Это не делает его убийцей. Белый он, черный, красный или желтый — какая разница. Он пришел издалека, мы мало что о нем знаем, но это не значит, что можно спустить на него всех собак.
Михалыч смотрел на собеседника исподлобья и тяжело дышал — точь-в-точь бык. «Ну, не хватало нам еще подраться из-за этого!» — подумал Серега.
— Тем более Станислав признался в убийствах, — Серега поднял руки в попытке примириться.
— Только Станислава повесили, а убийства продолжаются, — фыркнул Михалыч.
— Их совершает кто-то другой, — сказал Серега.
— Пейл Арсин, — сказал Михалыч безапелляционным тоном.
— Ладно, черт с тобой, — Серега махнул рукой. — Может, ты и прав. Сейчас зайдем к Ирине, а там всюду белые волосы или еще что.
Остаток пути прошли молча.
Сосед Ирины, обнаруживший ее мертвой, дожидался помощников городового около ее дома. В Приюте установилась нервная атмосфера, и если человека давно не видели, сразу трубили тревогу. Сосед Ирины привык к тому, что она с утра распевается: берет такие высокие ноты, что стекла дрожат. Этим утром была тишина, он запаниковал и решил проверить, все ли с ней в порядке. Дверь была не заперта — так сосед убедился, что все далеко не в порядке. Какое-то время он провел, расставаясь с завтраком, а потом побежал к Сереге и Михалычу. Они жили по соседству, а до городового надо еще было добираться. Помощники выслушали его и отправили восвояси — им просто не хотелось идти вместе с человеком на взводе.
Сосед, Борис, бросился к ним, как только их увидел:
— Наконец-то вы пришли! Я больше не могу ждать. Тут ужасный запах. Я пойду домой.
— Да мы вроде тебя и не просили нас ждать, — сказал Серега. — Мы тебе сказали домой идти.
— У меня весь дом этим запахом пропах! Я не могу там находиться.
— Ну так иди на работу, — огрызнулся Серега. — У тебя дел что ли нет?
— Я взял отгул на сегодня! — бросил Борис, и в его голосе почему-то слышалось гордость.
— Тогда иди гуляй! — рявкнул Михалыч, закрывая дискуссию.
Сосед сник и ушел к себе, громко хлопнув входной дверью.
— Психопат, мать его, — пробормотал Михалыч.
— Не знаю, о каком запахе идет речь, вроде нормально… — начал Серега, и тут запах донесся до него. Желудок прыгнул к горлу. Воняло так, будто порвало городскую канализацию и все дерьмо Приюта вывалилось на свет божий.
Михалыч и Серега переглянулись, оба тяжело вздохнули и пошли к дому Ирины. Дверь, как и сказал Борис, была открыта.
Они не были готовы к тому, что увидят за дверью. Михалыч отшатнулся, повернулся спиной к увиденному, и его вырвало. Серега оказался покрепче.
Открывшаяся перед ними картина была наполнена смыслами. Дом Ирины превратился в место символической казни.
За дверью находилось большое помещение, которое Ирина использовала как кухню. Спала она, судя по всему, в дальней комнате — в противоположной от входа стене виднелся дверной проем. Убийца вытащил кровать из спальни и поставил ее посреди кухни.
На кровати лежала Ирина. Ее красивые ноги непристойно расставлены и привязаны веревками к ножкам кровати. То же самое — с руками. Живот — распорот от груди до заднего прохода. Кишки, натянутые, как струна, прибиты к потолку. Рядом лежал стул, на который, по-видимому, встал убийца, чтобы осуществить свой замысел. Все тело женщины обсыпано белым порошком — мукой или чем-то в этом роде. И эта проклятая мука повсюду: казалось, здесь похозяйничала метель. Но лучше не приглядываться: тут и там лежали мелко порубленные и разбросанные повсюду фрагменты внутренностей, припорошенные тем же белым порошком.
— Дружище, — слабым голосом сказал Михалыч из-за спины Сереги, — это, наверное, самая отвратительная вещь, что я видел за всю мою жизнь.
— И я тоже, — сказал Серега. — Посмотрим поближе?
— Может, не будем? Мы же наследим.
— Ну, у нас свидетель есть.
— Ладно, давай, — согласился Михалыч, по-видимому, чтобы оправдаться за свою слабость.
Мужчины осторожно приблизились к телу.
— Такую красоту загубили, — сказал Михалыч. — Ты только посмотри, даже так она красивая. У нее идеальное тело.
— Было, — поправил Серега. Запах, внешний вид трупа — все это вызывало тошноту, но он держался, как мог.
— Да. Я бы многое отдал, чтобы переспать с ней. Посмотри, какая грудь, — Михалыч сделал вид, что тянется к женской груди. Но это было фальшивое озорство: он чувствовал, как его опустошенный желудок сокращается, как глотка ходит ходуном, предвещая новый приступ рвоты.
