С удовольствием читаю английский уютный роман «Paul Kelver» Jerome K. Jerome. У этого писателя репутация легкого юмориста второй зоны, но этот роман — по-видимому, автобиографический — написан очень хорошо, и я ставлю его очень высоко, тем более, что для меня он — старый друг. В 1907 году в «Крестах» товарищ «Гном» (настоящая фамилия Зунделевич; сидел по делу Петербургской военной организации нашей партии), мой сосед снизу, простучал мне, имею ли я книги для чтения, и предложил этот роман в обмен. Обмен произошел по «оконному телеграфу». Я начал читать с предубеждением и продолжал с восхищением. Этот экземпляр я вернул ему, но впоследствии купил другой, худший, перевод, который пропал с одной из моих библиотек. Сейчас я читаю по-английски: 15 лет тому назад мне удалось с большим трудом найти книгу. Мы с тобой начали читать его вслух, но что-то помешало.[2024]
Очень хорошее письмо от Ирины Евгеньевны. По-видимому, моя книжная посылка дошла и, судя по письму, дошла полностью, вопреки предсказаниям Тони, которая утверждала, что «Lolita» будет конфискована. И как будто и Ирина Евгеньевна, и Евгений Никанорович довольны моим выбором.[2025]
Оттащил налоговую декларацию на Avenue de Chatillon. С этой улицей у меня связаны очень давние и сравнительно недавние воспоминания.
Давние относятся к 1909 году. Там, на rue Friant, находилась наша первая квартира в Париже: мы сняли две комнаты у злейшего меньшевика Малкина, который был у меньшевиков ответственным организатором Лефортовского района. Выборы в 1-ю Государственную думу он не бойкотировал, и его район участвовал в них. По образованию был юристом. Мы с ним встречались на партийных собраниях летом 1906 года и «дрались». Жена сдала нам комнаты в его отсутствие. Вечером, увидев меня, он был ошеломлен. «Неужели мы и здесь будем отравлять жизнь друг другу?» — спросил он. «Не вижу в этом никакой необходимости», — ответил я, смеясь, и действительно, мы прожили у него самым мирным образом три месяца. На Avenue Chatillon существовала в то время большая русская колония. Я помню Лядова и его жену, Владимирского и его семью. Всем нам жилось туго.
А недавние воспоминания — наши хорошие друзья Алексеевские. Мы подружились с ними летом 1949 года в Saint Maurice, а потом дружба продолжалась, увы, уже со мной одним с начала 1950 года, и мы всегда жалели, что не познакомились раньше. Это были, во всех отношениях, хорошие люди.[2026]
Тоня согласна, что официально советское правительство верило в прочность пакта с немцами… Мой пример: я прихожу в посольство со всеми документами для нашего возвращения в СССР. В своем заявлении я пишу, что у меня есть верные сведения: немцы собираются напасть на СССР, и в этом случае я буду гораздо полезнее там, чем здесь. Вице-консул, с которым разговариваю, начинает требовать от меня, чтобы я выбросил это, «так как у нас самые сердечные отношения с немцами, и им война с нами гораздо менее выгодна, чем мир». Буквально! Я отвечаю ему полным отказом: мое дело мотивировать свое заявление, как я хочу. Он вызывает на подмогу другое, более высокое, лицо, и оба стараются меня убедить.
Я прошу их выслушать мои аргументы, которые очень основательны. Но они выслушивать не хотят. Как раз в этот момент им докладывают, что «Гелен пришла». Они делают гримасу и дают распоряжение провести ее в другой кабинет. Тоню проводят; она с удивлением смотрит на меня, а я — на нее. Мне говорят, что если я не удалю «этот аргумент», то получу отказ, так как «наши отношения с немцами великолепны». Я отказываюсь и требую, чтобы мое досье пошло в Москву, как оно есть. Они пожимают плечами, но соглашаются.
Так вот Тоня говорила вчера, что после моего ухода собеседник (вице-консул) сказал ей, что «немцы, конечно, на нас нападут». Я делаю из этого вывод, что таково было его личное мнение, а мне он высказывал официальную точку зрения. Тоня отказывается это допустить. Если так, то что же означали все заявления двух представителей посольства? Ответ Тони: «Они не знали вас и не могли говорить иначе». На мой вопрос: «Почему?» — она не может дать никакого ответа. И на мой вопрос, почему же мое желание вернуться для участия в обороне должно было встретить отказ в Москве, тоже не может ничего ответить. Я не перечисляю всех глупостей, которые она высказала вчера. И это — не в первый раз.[2027]
Дождь, похолодание и даже угроза снега. Я предпочел быть дома и читать Мамина-Сибиряка. Очень люблю этого писателя и всегда нахожу у него что-нибудь новое. Он был несколько сродни нам через костромское семейство Магницких, родственников моего отца. Как случилось, что я точно не знаю, кем они нам приходились? Но каждый раз, как мы приезжали в Кострому, обедали или ужинали у них. Их было двое братьев и старая сестра, которая вела их хозяйство. Дом их мне очень нравился. Он был построен, как и наш, из мореного дуба, но отличался уютностью и полной налаженностью жизни. Это и
