Воскресенье, русская Пасха. Утром очень точно прибыл Полянский с прощальным визитом, очень дружеским. Все дела его устроились, министерство ему уплатило сразу 800 тыс. франков, и он постарался быстро закупить все, что ему нужно, в особенности — книги, так что на авион явится почти с пустыми руками. Он — коммунист, честный, мужественный, не боящийся иметь здравый смысл, собственное мнение и высказывать его.
После его ухода я поехал в Montrouge на пасхальный завтрак у Анны Иоанникиевны. Бедная, сколько у нее было возни вчера и сегодня со всеми этими вещами — и все-то зря. Вчера она, конечно, была на rue Daru — после бурной сцены со старшим сыном, который категорически отказался идти в церковь: «Мама, я ведь уже давно взрослый; признай за мной хотя бы некоторую свободу». Оба сына были дома. В тот раз, у Алексеевских, я очень плохо рассмотрел Андрея. Очень похож на младшего, только несколько грубее и мужественнее, и оба похожи на мать, хотя она уверяет, что черты отцовские у них тоже имеются. На столе была пасха ее изготовления, пасха, мной принесенная, и еще чей-то подарок.[1985]
С величайшим удовольствием, как всегда, побывал сегодня на выставке «Les painters temoins de leur temps». Тема выставки в этом году — «Richesses de France»[1986] — ради десятилетнего юбилея. Ради этого юбилея пересмотрели список участников, изъяли некоторых и заменили их очень крупными художниками. Каталог в этом году также составлен по-юбилейному, с полезными новшествами. И, в общем, это — большой успех для инициатора, компьенца Isis Kishka. Я уже имел случай не раз говорить о нем, и сейчас хочу отметить его небольшую статью в каталоге.
Учреждая эту выставку, Kishka имел в виду нечто большее и лучшее, чем то, что получилось. Он отрицает искусство для искусства и, тем более, беспредметное и бессюжетное искусство. Искусство для жизни — вот что имелось в виду. Этот девиз был на словах принят очень многими литераторами и художниками, которые его поддержали, но на деле не осуществлен, что мне несколько раз приходилось отмечать, например, по поводу трех предыдущих выставок. Несмотря на это, выставка интересна благодаря очень высокому уровню участников и присутствию среди них многих художников и скульпторов — реалистов.[1987]
В 12 ч. 15 м. Каплан был здесь, чтобы ехать со мной в ресторан на сборище. Ресторан «Sportif»[1988] (24, rue Vieille du Temple) — это маленький еврейский ресторан в еврейском квартале. Я увидел значительно постаревших тех товарищей по лагерю, которые были увезены в Германию 20 марта 1942 года и чудом уцелели.
Был пополневший Заферман: он очень гордится своей книгой и пишет новую. По его сведениям, генерал Голеевский умер через год после приезда в Москву Нины Ивановны, а о ней ничего неизвестно. Игорь Кривошеин побывал в ссылке, откуда был возвращен после смерти Сталина, — так по крайней мере рассказывал брат Игоря после туристической поездки в СССР, источник ненадежный. О семействе Игоря ничего неизвестно.
Был Соркин, экспансивный вояка за правду. Я с ним сцепился, когда он начал ругать нашу камеру за невнимательность к социалистическому сенатору Sellier. Это было в первый день нашего пребывания в Compiegne, и невнимательность состояла в том, что мы позволили Sellier спать на полу, хотя иной возможности в этот первый день у нас не было. Таким же воякой Соркин и остался.
Заферман с яростью говорил о Калужнине; я за Калужнина заступился, не по убеждению, а потому что… Пища оказалась очень высококачественной: и фаршированная рыба, и полцыпленка — все было первого сорта. Вряд ли придется еще раз побывать на таком сборище; год тому назад были 32 человека, а сегодня — 15: кое-кто умер, кое-кто болен (Бриллиант), кое-кто потерял вкус.[1989]
К Каплану попал поздно и зря: у него ничего интересного не было. Немного поболтали о Григории Алексеевиче Алексинском. Начну с его сына Григосика: был когда-то очень симпатичным мальчишкой, а вышел из него прескверный комиссар французской полиции. О самом Г. А. все говорят самые скверные вещи, и, пожалуй, ничего иного не скажешь. Можно ставить, конечно, психологические загадки, каким образом из старого большевика, талантливого оратора, талантливого писателя получилась та человеческая дрянь, которая получилась: изменник партии, изменник родины, продажный журналист, юдофоб, монархист… И ведь это не есть влияние его жены: она во всем и всегда была лучше и умнее его. В чем же дело?[1990]
День моего рождения: 78 лет. Что пользы говорить об обстоятельствах, какие сопутствуют этой годовщине, как и другим? Я решил, во всяком случае, посмотреть хороший фильм, и выбрал «Time Machine» по Wells.[1991]
Я хорошо помню мое первое знакомство с этим романом. Оно было не прямое. В журнале «Книжки Недели»,[1992] который мой отец получал, я регулярно прочитывал литературную хронику. Это было, конечно, в том году, когда роман появился; значит — летом 1895 года, после смерти моей сестры. Мне было двенадцать лет, и я начинал живо всем интересоваться.
