А вот об этом я не думала – по крайней мере, в такой форме.
– Я не думала так… Дэн, пожалуйста, не мучай меня, пожалуйста, выеби меня, ну пожалуйста…
– Что за нытье, прекрати немедленно. Я уже сказал тебе – это не входит в мои планы. Мне гораздо интереснее побеседовать с тобой, так сказать, о дружбе и недружбе. Расскажи мне, пожалуйста, ты спишь с ней?
– Нет.
– Почему?
– Не нравится…
– Ну перестань, дорогая, я же знаю твои вкусы. Ну, что такое? Она тебе не дала?
– Дала.
– Ну вот, а ты говоришь – не спишь. Что же ты мне врешь сегодня, а? Мне это очень неприятно.
И вдруг рывком встает и в следующую секунду уже держит за волосы железной рукой, душит, окуная в пыль ковра, заламывает руку:
– Ты что же, влюблена в нее?
Трудно отвечать раздавленными о ковер губами, тем более что вопросы доходят до сознания медленно, ложатся смутными медузами, колеблются, не хотят становиться понятными, не хотят шарить по мозгу, искать ответы.
– Пожалуйста, выеби меня…
Бьет ногой по ребрам и дергает руку вверх так, что крик как-то сам отделяется от горла, и слушаешь с изумлением, как он заполняет комнату и возвращается к тебе тяжелой волной, хлопает по перепонкам.
– Отвечай, пожалуйста, на те вопросы, которые я задаю.
– Нет…
– Нет – что?
– Нет, я в нее не… Я в нее не влюблена.
Отпускает, и руку распрямляешь с таким стоном, что, кажется, стонет сама рука. Видимо, он отходит в сторону, но нет сил поднять глаза и голову поднять от ковра тоже нет сил, и только просовываешь налитую тяжестью и медленно отходящей болью руку под себя, пытаешься добраться до края подола, чтобы запустить пальцы в пах и хоть как-то…
Дергает за волосы так, что прогибаешься дугой и ударяешься об пол ладонями, и на одну руку он немедленно наступает ботинком. Нож у своего горла никогда не видишь; никогда, как подумаешь, человек, к горлу которого приставлен нож, этого ножа не видит, но только чувствует, причем, оказывается, не горлом чувствует, а копчиком, где-то в районе копчика загорается лампочка «Нож у горла». Глаз не открыть, не посмотреть в лицо, но голос его – бархатный, нежный, тихий:
– Я разрешал тебе лезть руками под юбку? Я тебе разрешал?
Обходит быстро, резко задирает подол, и ноги сами расходятся, и ни секунды не сомневаешься, что сейчас он засунет кухонный тесак тебе во влагалище – и не сомневаешься, что умрешь от боли, и не сомневаешься, что перед этим, слава богу, кончишь. Но нож летит тебе под ноги, а сам он падает в кресло, смотрит с интересом на то, что от тебя осталось, говорит вежливо и спокойно:
– Возьми, пожалуйста, нож.
Получается со второй попытки.
– Мне не нравится, когда ты меня обманываешь. Может, ты при этом и себя обманываешь, но мне это совершенно не важно. Есть вещи, в которых надо отдавать себе отчет, вот это – да, это важно, Поэтому сейчас мы будем учиться отдавать себе отчет. Пожалуйста, крупно на левом бедре вырежь: «Я люблю Вупи Накамура». Старайся нажимать как следует. И не торопись, у нас есть время.
Потом заставил слизать кровь с лезвия. Потом сказал: «А вот теперь можешь мастурбировать».
Глава 43
– Оставь, фигня, я переоденусь потом, ну, Лиза же, ну оставь, не страшно.
– Ну ты хоть не обжегся?
– Нет, нет, все прекрасно, сядь, пожалуйста, дай сказать два слова, ну.
Яшка вваливается в дверь, кидает на пол сумку и плюхается за стол прямо в куртке, злой и мрачный.
– Как твой арабский?
– Хреново.
– Почему?
– Потому что на черта он мне нужен, папа?! Мало того, что нас заставляют по три урока в неделю учить английский…
– Яша, если тебе нужен очередной motivation talk (ты понимаешь, кстати, это выражение или тебе перевести?) – я тебе его устрою, пожалуйста. Английский, Яша, – мертвый язык, язык аборигенов; мы его учим из уважения к нашей стране и для того, чтобы лучше понимать ее историю. Но арабский –
