просто не могу, мне плохо. А вот ты скажи мне, ты с Виталиком после приезда говорил?
– Еще нет. А что, мне приготовиться к худшему, да?
– Нет, чего… Как дочка его?
– Ну получше вроде; я вот с Аделью успел поговорить, Еввка уже в рехабе, и вроде нормально все, потихоньку даже разговаривает, правда, не спит почти, колют ей много, все такое. Но вообще из шока легко вышла, она, знаешь, молодец, сильная девочка, такая упорная, все будет хорошо, прорвемся.
– Ну круто; потому что я вижу – Виталик бодрый такой, хорошо выглядит, подсел ко мне в «Даун Хаусе», что-то рассказывал…
– Да, это он умеет – хорошо выглядеть.
– Да, такой весь; с девушкой меня познакомил…
– Дорогой, ты к чему ведешь? Простым текстом: у моего брата опять баба на стороне?
– Ну откуда я знаю? Может, он там просто с ней тусовал…
– Щ, ради бога!
– Ну такая ничего тетка, нервная немножко, правда, знаешь, высокая, с зелеными волосами, у нее еще морф, кажется, брови чуть-чуть витком…
– О нет. Таня Лаврухина! Она же алкоголичка!
– Ну, это не знаю. А так – ничего телка, волосы зеленые, улыбается… Слушай, ну, может, мне показалось просто.
– Ладно, слушай, на хуй эту тему; я не могу, нет сил. Меня тошнит совершенно от обсуждения его личной жизни, он пусть делает, что хочет, я не собираюсь об этом знать.
– Ну прости, правда.
– Хуйня, забудь.
– Я, собственно, не для этого заговорил. Есть другая проблема; ну, не проблема, но может оказаться проблемой.
Представляю себе. Относительно моего брата, дорогой Щ, все, что может оказаться проблемой, оказывается катастрофой.
– Ну типа я бы предпочел, чтобы он тебе сам сказал, ну да ладно: короче, с его работой все не очень хорошо.
– Типа?
– Ну я вчера видел Гегеля там в одной тусовке, он мне сказал, что вот чувак, которого ты привел, – у нас проблема с ним. А что, типа, говорю, много плохих трипов? Ну, ты ж понимаешь, бывает, все такое. Нет, нет, говорит, это все в порядке, но понимаешь, говорит, у нас есть серьезное подозрение, что он уносит на сторону ту химию, которую мы ему даем, и говорит нам, что бэд трип. Я говорю так осторожно, не хочется же сразу претензии: ну ты покажи мне пару раз, может, не так уж бэд, да и на бэд, знаешь, бывает спрос или, может, нарежем чего – ну, я аккуратно ему говорю: все-таки ты понимаешь же, сколько доза стоит, жалко на корню зарубать… Так он, говорит Гегель, принес что-то, но вот явно это не бэд, такое не запарывают, ну, подчистить и все, он нам и похуже сдавал. Ну, то есть говорит, если мы решим, что нам не кажется, то мы его, конечно, за жопу не возьмем, потому что он твой друг и все такое, но я тебе честно говорю, что мы его выкинем, и мало того – это вопрос, понимаешь, отношений со своими для меня, мне, говорит, придется своих, кто химию на бионы пишет, ну, кроме меня, предупредить, чтобы работы ему не давали. Такие дела.
Ви-та-лич-ка…
– Ну, я не хотел портить тебе настроение, но ты знай, потому что он опять без работы останется, если так. Может, скажи ему, потому что я с ним все- таки не так уж хорошо знаком – такие вещи говорить.
О да, я скажу. Я хорошо представляю себе этот разговор, но я скажу.
– Да ладно, ты не парься так ужасно, прорвемся; может, все хуйня еще.
– Да, небось хуйня. Послушай, Щ, у меня к тебе разговор был.
– Ну? Давай, я тебе потом еще одну штуку покажу, я тебе собаку мою покажу.
– Мало тебе кролика?
– Ты увидишь! Ну?
Послушай, Щ, тут такое дело. Я сейчас съезжу в Израиль на пару дней, потом вернусь в Москву. Но еще через месяц я, видимо, опять туда уеду. И, видимо, останусь там жить.
Глава 58
Вот чем больше я хожу здесь и чем внимательней смотрю, тем больше меня берет зло на Бо; какой проект он мне испортил! Что бы я сейчас ни сделал, как бы виртуозно ни запихнул трех человек в одну комнату, как бы гениально ни передал обстановку концлагеря детальками, шовчиками, шрамиками, двумя булавочками, которые хранят, как зеницу ока, потому что других-уже-не-будет, – но лишить меня возможности сделать кадр вот с такой шеренгой, идущей в газовую камеру, глядя в камеру операторскую, – это скотство не только по отношению ко мне, но и по отношению к кинематографу. Я бы даже в special edition дал биончик – на тридцать секунд! – одного из этой шеренги. Уффф. Не хватает злости.
Хотелось возвышенного ужаса, хотелось, чтобы пробрало, чтобы при виде этих, обтянутых кожей, лишенных уже пола и возраста, открытых смерти,
