— И как часто тебе требуется утешение?
— Так часто как ты не выполняешь своих обещаний.
Брат замирает, недоверчиво уставившись на меня.
— Ага. Я ждал тебя вчера. На свой день рожденья. Как ты и обещал. Но не дождался. И… меня накрыло. А Мас всего лишь попытался вывести меня из депрессии, вытянуть, согреть.
И что ты теперь будешь делать с правдой? Что скажешь?
Иллири отставляет бокал, протягивает руку и совсем другим голосом, чем прежде просит:
— Иди ко мне.
И вот теперь я подчиняюсь, подхожу и встаю рядом, но его явно не удовлетворяет слишком большая дистанция между нами и он рывком притягивает ближе, заключает в объятья и склоняется, глядя прямо в глаза:
— Это правда? Он действительно тебя лишь утешал?
Опускаю щиты ещё немного, позволяя читать искренность:
— Да. Этой ночью между нами ничего не было.
И это правда, вот только и брат не дурак и формулировку улавливает очень четко:
— Этой ночью? Как-то не похоже на заявление верности…
Он требует верности? Инкуб от инкуба? Он так шутит?
— Иллири, тебе не кажется, что ты немного перегибаешь? ? какой верности идёт речь? Мы Вауу!
— Вауу, значит и обещаний можно не сдерживать? Ты обещал меня ждать, но вместо этого отдался первому встречному!
?бъятья брата становиться совсем некомфортными, но он не даёт отстраниться, не даёт вырваться, удерживает крепко вцепившись в плечи.
— Мас не первый встречный!
Что я несу? Почему именно на это ответил, но не опроверг сам факт…
Но брат реагирует совсем неадекватно: с рыком впивается в губы, до крови прикусывает верхнюю, заставляя всхлипнуть от внезапной боли.
— Крэшшш, Раэль, прости, я не хотел…
Его язык нежно проходится по ранке, и он вновь целует меня, но уже иначе — мягко, ласково, тягуче. Именно так как мне мечталось, как виделось во снах, как вспоминалось. Боль из прокушенной губы буквально испаряется под лавиной нежности, сладким дурманом обволакивающей разум. И мне становится как-то немного обидно, что я вновь так быстро сдаю позиции. Бездна, да Иллири кругом не прав, а я вместо того, что нормально с ним поговорить, отстоять себя, вновь таю безмолвной свечой. Так нельзя! Со всей дури кусаю его за нижнюю губу. Для симметрии. Извращенной такой, как раз в нашем духе.
— Раэль!
— Что Раэль?! Ты попрекаешь меня Масом, но сам, кажется, совсем забыл о том, что не пришел, занятый «делами», не слал и весточки… Да и еще и дал Ингольде забеременеть! Забеременеть, твою мать!
Брат вздрогнул, его голова дернулась, будто я с размаху влепил ему пощёчину. Он даже немного отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза и спросить:
— Причём тут Ингольда?
Я аж задохнулся от подобной наглости:
— Ты издеваешься?
— Ингольда была моей женой…
— А Мас мой жених! Ну или невеста, по их…
Ох, не стоило мне так злить Иллири, не стоило напоминать про предложение, сделанное дроу, о котором очевидно ему доложил этот шпион недоделанный. Брата совсем сорвало с резьбы, и, издав рык больше подобающий зверю, он одним движением вздёрнул меня, развернулся, посадил на стол и навис эдакой горой, пылающей яростью:
— Ты. Никогда. Не. Будешь. Принадлежать. Никому. Кроме. Меня.
Каждое слово он вбивает дыханием, а я достаточно близко, чтобы почувствовать его желание, его жар. Щиты под напором эмоций и чувственности плавятся, прогибаются, но пока ещё держат. И к нему я пробиться не могу, вернее, всё что способен уловить — это гнев, ярость и ничего кроме этого. Но мои собственные чувства ничуть не слабее, во мне также пылает неистово… Ревность? От внезапного осознания действительности меня буквально окунает в ледяную Бездну. Брат ревнует меня, а я ревную брата. Если мне всё ещё не дает покоя история с Ингольдой, напоминание о которой вырвалось неожиданно даже для меня, то Иллири не может смириться с Масом. Это же очевидно. Он же совсем другого ожидал, я же обещал… Он просто чувствует себя обманутым…
— Я не согласился.
