нестерпимо, что она решила раз и навсегда выяснить, что же всё-таки связывает Марка с её родственницей. Времени анализировать, почему заслуженные комплименты в адрес другой женщины так задевают её, не было, была только какая-то досада от того, что эти слова художник говорит не о ней, что кто-то другой, а не она, вызвали у него столь большое уважение.
Он посмотрел ей в глаза – спокойно, без удивления или негодования.
«Сейчас он мягко даст понять, что это не моё дело, и будет прав».
– Что ж, я, признаться, искренне восхищаюсь ею, но всё же предпочитаю не смешивать работу и личную жизнь. – Теперь его глаза смеялись. – Видите ли, это позволяет избежать многих проблем. А работа моя… – Он снова стал серьёзным. – Как вы, думаю, успели заметить, значит для меня бесконечно много. Пожалуй, она является главной составляющей моей жизни; да…
Марта молчала. С одной стороны, она понимала, что её вопрос, в общем-то, не был из разряда дружеской беседы, но с другой, на душе у неё и в самом деле стало легче.
– Вы, должно быть, уже ждёте не дождётесь, когда вернётесь в Париж?
– Возвращаться домой – всегда приятно, а когда твоим домом является один из не просто красивейших, но и интереснейших городов мира – вдвойне.
– А я ещё так ни разу и не была в Париже. Нелепо, правда? – быть переводчиком языка и не побывать на его родине… Раньше, конечно, это было нормально – точнее, по-другому и быть не могло; но сейчас, когда больше нет железного занавеса… Разумеется, я общаюсь с франкоговорящими по работе, но это – другое…
Они заговорили о Париже; точнее, Марк рассказывал, Марта – слушала. Париж не парадных видов, знакомый каждому по рекламным проспектам и кино, но Париж живой и такой настоящий проступал сквозь слова художника. Внезапно он посмотрел на часы:
– Знаете, что… ещё ведь совсем не поздно – я бы с удовольствием показал вам Париж, каким я вижу его через объектив моей фотокамеры… если у вас есть время и желание взглянуть.
Марта несколько опешила: пойти гулять с мужчиной – это одно, а вот идти к нему в гости – уже совсем, совсем другое дело. Конечно, она уже успела узнать его достаточно хорошо, чтобы с чистой совестью расценивать этот визит как дружеские посиделки за чашкой чая, но всё же… Француз, видимо, неверно истолковав её чуть испуганный взгляд, рассмеялся:
– О, не переживайте, это совсем близко, да и фотографии не займут много времени – вы успеете вернуться к семейному очагу вовремя.
Что ж, раз он помнит, что она женщина, у которой есть и муж, и соответствующие обязанности, значит, и в самом деле за приглашением взглянуть на фотографии стоит исключительно приглашение взглянуть на фотографии. Да и погода уже не располагала к длинным прогулкам: вечер стал сырым и промозглым – Марте и самой хотелось зайти в помещение; так почему бы и не к нему в гостиницу? Она улыбнулась, пожала плечами:
– Почему бы и нет? Я замёрзла и с удовольствием выпью чашку чая, разглядывая город, о котором слышу всю свою сознательную жизнь. Глядишь, это окажется переломным моментом – и я и сама окажусь там!
Ей снова стало весело: она проводит вечер с интересным мужчиной, не делая при этом ничего предосудительного, и совесть её чиста.
Они были удивительны, эти работы. Снова, как и когда Марк рассказывал о своём городе, она видела Париж живым и настоящим: как будто заглянула за театральные кулисы, а там – всё самое интересное; не то, что продумано и выверено, предназначенное для демонстрации зрителю со сцены, а все те тайные механизмы и опоры, без которых не будет и главной картинки.
Вот пожилой мужчина курит у табачной лавки, а вот – ночной собор Парижской Богоматери; снят так, что, несмотря на свои массивные квадратные башни, выглядит устремившейся ввысь ракетой. Уличные рынки, цветочные лавки, крыши Монмартра, кафе и – люди, люди, люди… – лица, судьбы… Марта молча рассматривала фотографии, одну за другой, и ей казалось, что не на изображения она смотрит, а читает рассказы, полные правдивых историй: весёлых и грустных, добрых и не очень, но всегда – интересных.
Неудивительно, что Арина с таким восторгом говорила тогда на даче о его работах. Да, она свой хлеб ест не зря: в чём в чём, а в том, что действительно заслуживает внимания, она разбирается и художника от ремесленника отличит с первого взгляда. Марта подумала, что, наверное, и её собственные интерес и симпатия к французу основывались на его безусловном обаянии талантливого человека. Она подняла глаза:
– У меня нет слов… Всё, что я могла бы сейчас сказать, прозвучит банально, пусто, поэтому скажу только одно: я только что прочла потрясающую книгу, – Марта улыбнулась. – Обязательно приду на вашу выставку! И теперь я точно знаю: в этом году я обязательно приеду в Париж и всё это увижу.
– И это правильно: вы увидите гораздо больше – ведь сейчас вы смотрели на Париж моими глазами, а будете смотреть
– Не за что! Это вам спасибо, что показали мне всё это. Что ж, я, пожалуй, пойду… – Марта пробыла у него совсем недолго, но ей было неловко оставаться после того, как, собственно, цель визита была выполнена.
– Я закажу вам такси, подождите!
Но Марта отказалась: заполнять ожидание разговорами, не клеящимися, потому что обсуждать что-то уже нет смысла, ведь с минуты на минуту приедет машина, или сидеть в неловком молчании. Нет, метро – рядом; она пройдётся и спокойно проедет несколько станций до дома одна. Она встала и пошла в
