в себя французский язык, а его дружелюбие и общительность позволили ему быстро освоиться среди сверстников. Миловидный, с большими глазами и необычно длинными ресницами, он привлекал внимание и вызывал симпатию одноклассниц и учителей. Миша и в самом деле уже давно был дома в Париже, а не в Москве, которая осталась для него лишь частью раннего детства, куда он ездил на Новый год в гости к отцу и бабушкам с дедушками.
А что же она сама? И кто ждёт её, Марту, в Париже? Хорошо – а кто ждёт её в Москве?.. Именно сейчас, вернувшись на Родину, Марта обнаружила, как она одинока. По приезду она созвонилась с кем-то из старых подруг, с одной из них они даже встретились, но по большому счёту никому, кроме родителей, не было дела до того, что она в городе. Мать, возившая Мишу, когда тот гостил у неё, повидаться с Борисом, знала, что тот живёт с какой-то женщиной. Впрочем, что могло в этом быть удивительного: спрос на мужчин в России всегда был рекордно высоким, и уж кто-кто, а Борис с его обаянием в одиночестве – и в этом Марта не сомневалась – пробыл ровно столько, сколько сам того хотел. Разумеется, жизнь бывшего мужа и его отношение к себе теперь Марту не особенно интересовали, но она поражалась тому, как быстро другие люди способны находить себе нового спутника. Пусть и находят, порой, ненадолго – но всё же. Ей же сейчас, даже в городе, где она прожила тридцать с лишним лет, всё нужно было начинать с нуля: работа, знакомства, друзья… мужчина, в конце концов.
Она машинально перевела глаза на всё ту же бесконечную белизну за окнами автомобиля и поёжилась. В Париже сейчас уже, должно быть, вовсю пахнет весной. Снег сошёл, и воздух начинает наполняться запахами оттаявшей земли, и набухающих почек, и свежих травинок – всем тем неповторимым ароматом, который бывает только раз в году. Марта представила, как на решётках балкончиков и окон снова появились горшки с красной геранью, а цветочные лавки распахнули свои двери, выставляя пёстрый душистый товар прямо на тротуары. Высокое синее небо и поздние сумерки, когда так здорово забежать просто так в первое попавшееся кафе на чашку кофе или бокал вина и неторопливо смаковать глоток за глотком, не думая ни о чём, кроме обворожительно-красивого вечера ранней, совсем юной весны.
Миша всё так же смотрел на неё, не отводя взгляда. Что ответить ему? Что его дом теперь не в Париже, а в Москве, и что ему опять нужно начинать новую жизнь – как, впрочем, и ей?
– А разве тебе плохо здесь – со мной, и с бабушкой, и с дедушкой? И с папой ты теперь тоже сможешь видеться чаще.
– Мне хорошо с вами. Но я не хочу оставаться здесь.
Он насупился, непроизвольно наклонив голову вперёд, как если бы приготовился оказывать сопротивление. Марта ощутила, как сын весь словно сжался в комок, собираясь до последнего отстаивать своё право на счастье.
«Сила духа – она у тебя есть», – вспомнились ей слова Марка. Вот в кого её сын! Знает, чего хочет, и не станет от этого отступать. Не позволит, в отличие от многих и многих, другим решать за него, как ему жить и что делать. Уж он-то, повзрослев, не станет безвольно плыть по течению жизни, повинуясь всем этим «так принято» и «все так делают». Внезапно гордость него – за такой характер, за то, что это она сама заложила его своему сыну – наполнила молодую женщину. Она протянула к нему руку, притянула к себе, обняла.
– Не переживай, мой родной, мы скоро вернёмся в Париж… совсем скоро. Я только решу некоторые дела – и мы поедем домой.
Миша вздохнул со смесью восторга и облегчения, порывисто обнял её в ответ. Марта ещё не представляла, как она будет заново устраивать свою жизнь в Париже, но твёрдо знала одно: они возвращаются.
Часть третья
Весна
1
Утро выдалось поистине чудесным: в высоком чистом небе не было ни облачка, лёгкий, как дыхание спящего ребёнка, ветерок осторожно касался свежей весенней листвы и казалось, что, шевелясь, молодая зелень источает свой тёплый, ни с чем не сравнимый аромат. Яркие, блестящие листья, сбросив с себя укрывавшую их скорлупу, словно жаждали жить, подставляя себя небу, солнцу, воздуху. Было совсем рано, и прохлада мартовской ночи ещё не покинула просыпающийся город. Но всё выше, всё стремительнее взбиравшееся по небосводу солнце уже согревало, обещая тихий тёплый день.
Выйдя из дома, Марта на несколько мгновений остановилась, вдохнула разливающуюся в воздухе весну и почувствовала, что улыбается. Потом, всё так же улыбаясь, направилась вниз по небольшой улочке, где она теперь жила. На по-субботнему пустынной улице раздался стук её маленьких каблучков. «Как же хорошо!» – подумала Марта.
Из-за угла вышел пожилой мужчина с поводком, на конце которого резво семенила лохматая собачонка; мужчина тоже чему-то улыбался. В свободной руке он держал бумажный пакет, из которого выглядывали два золотистых багета. Марта узнала мужчину – он, очевидно, жил где-то неподалёку, потому что в выходные по утрам они почти всегда встречались в бакалейной лавке, где оба покупали хлеб. Свежий утренний багет – непременный атрибут выходного у истинного француза. Этому её научил ещё Марк, не лишённый сибаритских привычек.
«Я всё больше прихожу к мысли, – говорил он, – что так называемое искусство жить родилось во Франции. Французы всегда умели остановиться на мгновение, чтобы почувствовать и прожить его. Здесь люди, в большинстве своём, не стремятся работать до изнеможения ради карьеры и высокой зарплаты, тратить которую, при таком образе жизни, всё равно не остаётся ни сил, ни времени. Они скорее предпочтут спокойно насладиться хорошим ужином в семейном кругу. Или не торопясь посидеть в кафе. В Париже, как нигде, у стороннего наблюдателя возникает ощущение, что здесь никто никуда
