может, всё дело в её восприятии этого мира… но ведь я тоже счастлива сейчас, и была счастлива – но со мной это не так…»
Её внимание привлёк видневшийся вдали замок. Марта знала эти места – они с Марком успели поездить по Франции, а он, знавший и любивший свою страну, своими рассказами и комментариями превращал каждую их небольшую поездку в незабываемое приключение. Она вспомнила, как наслаждалась всем этим, с каким восторгом слушала мужа, но вместо острой боли, которая возникала всегда, стоило ей вспомнить свои счастливые дни с этим мужчиной, ощутила лишь горечь разочарования. Марта с робким удивлением отметила, что впервые за полтора года, прошедшие с момента их расставания, она может думать о Марке спокойно.
«В конце концов, он не виноват, что не разделял моих ценностей, – мысленно пожала она плечами и вздохнула. – К тому же…»
Но додумать эту мысль ей не дали: поезд остановился, в вагон вошло несколько пассажиров. Как раз напротив кресла Марты было два свободных места, и двое из вошедших, мужчина и женщина, направились к ним. Женщина шла по проходу первой и Марта с интересом рассматривала её: молодая, статная, с большими тёмными глазами. В правой руке она несла самый настоящий саквояж, а в согнутой в локте левой – собачку неизвестной Марте породы.
«Дама сдавала в багаж диван, чемодан, саквояж… и маленькую собачонку»[4], – внезапно выпрыгнувшие из закоулков памяти давно забытые стихи позабавили Марту, и она улыбнулась. В этот момент подошёл и спутник «дамы». Он забросил свою сумку на багажную полку, отправил туда же упомянутый саквояж и, подмигнув, обратился к женщине:
– Твою Матильду… – Речь шла о собаке. – Тоже в багаж?
Та картинно закатила глаза, едва заметная озорная тень скользнула по её лицу:
– Ты в своём репертуаре, дружочек! – Затем уселась у окна и, обращаясь к Марте, кивнула: – Добрый день.
Пока шёл обмен приветствиями, Марта с любопытством смотрела на попутчиков. Они хорошо дополняли друг друга – и не только внешне: оба высокие, темноволосые, с чуть крупноватыми чертами лица, они казались слаженными составляющими одного механизма. Было очевидно, что эти люди понимают друг друга с полуслова, с полувзгляда – что бывает возможным только в результате долгого и близкого общения. И ощущалось, что понимание это было, как цементом, скреплено взаимными теплотой и заботой.
– Собака – это у нас любимый ребёнок, – пояснил мужчина, обращаясь к Марте и шутливо подталкивая свою спутницу в бок. В ответ та снова закатила глаза – видимо, этот жест вошёл у неё в привычку – и демонстративно чмокнула своего питомца в лоб.
Марта улыбалась им обоим – ей нравилась эта пара. А мужчина улыбался ей. На вид ему было лет тридцать пять. Простое, открытое лицо, спокойный взгляд; широкоплечий, довольно плотного телосложения – он производил впечатление добротной, надёжно сработанной вещи. Словоохотливый, как и многие французы, он продолжал непринуждённо говорить о каких-то пустяках, Марта слушала, отвечала – и время понеслось как-то совсем незаметно.
Всегда чувствовавшая себя довольно скованно в компании незнакомых людей, она вдруг с удивлением обнаружила, что болтает со своим попутчиком, будто со старым приятелем. Адель – так звали «даму с собачкой» – время от времени тоже принимала участие в беседе, но по большей части рассеянно разглядывала пейзажи за окном. По отрешённому выражению её лица было непонятно, думает она о чём-то серьёзном или просто скучает в дороге.
Что же касается Филиппа – так он представился – тот не отрывал глаз от Марты. Это не был взгляд игривый или оценивающий – он лучился теплом и вниманием. И Марта, – как она впоследствии это поняла, – всё это время чувствовала себя, словно в каком-то уютном коконе. Она и сама без смущения встречала взгляд собеседника. Почему-то ей хотелось смеяться, как ребёнку, который впервые зашёл в море, или разворачивает свой подарок под новогодней ёлкой, или получает второе эскимо подряд. Но она лишь улыбалась своей спокойной, чуть застенчивой улыбкой.
В первую минуту Марта ощутила лёгкое замешательство: не выглядит ли это, как будто она кокетничает с мужчиной на глазах у его дамы? Но было совершенно очевидно, что ни Филипп, ни Адель не чувствуют ни малейшего смущения по поводу всего происходящего – в конце концов, что плохого в том, чтобы поболтать с попутчиками – и Марта тоже почувствовала себя свободно.
Когда поезд приблизился к её станции и настало время прощаться, Марта, несмотря на всё предвкушение того, что скоро увидится с Евой и всего, что обещала эта долгожданная поездка, испытала сожаление. Она и сама не понимала, отчего – ведь эта случайная встреча была лишь эпизодом в пути – и в прямом, и в переносном смысле. И всё же это расставание сопровождала лёгкая грусть. Разумеется, Филипп оставил ей свою визитную карточку – но что это меняло? Она никогда не позвонит ему, – хотя он тоже жил в Париже, – да и встреча при других обстоятельствах уже не будет иметь этого очарования необязательности.
Бывают такие явления в жизни – случайное знакомство, краткий миг на твоём пути – которые остаются в памяти драгоценным бриллиантом. И никогда не узнать, чем мог бы он стать для участников события. Но что-то происходит – и раз за разом ты вспоминаешь этого человека, мужчину или женщину, с благодарностью за то удовольствие, которое он или она доставили своим недолгим присутствием в твоей жизни, и лёгкой завистью к тем, кто имеет счастье быть с ними рядом чаще.
На перроне Марту уже ждала Ева. Подруги радостно обнялись. Ева, убедившись, что Миша благополучно улетел и скоро будет встречен в Москве своими бабушкой и дедушкой, принялась рассказывать о месте, где они проведут эти выходные, о том, что она уже успела сделать за это утро, о планах на предстоящие два дня. Всё это звучало восхитительно – Ева вообще была из тех людей, которые заражают своим настроением и эмоциями, – и Марта погрузилась в красоту этого утра, уже предвкушая его продолжение. Но где-то в глубине души осталась лёгким облачком грусть расставания. Это было сложно объяснить, но она ощущала себя, словно потеряла что-то очень важное, едва успев обрести.
