В переполненном зале сверкали вспышки фотоаппаратов и как минимум пятьдесят журналистов держали наготове микрофоны. Трансляцию в прямом эфире вели несколько представителей телевизионных компаний.
Гас Уилсбери поднес чашку кофе ко рту, но от одного только запаха ему стало плохо, и он снова поставил ее на стол. Сколько чашек он выпил за сегодня? Десять? Пятнадцать? И сколько раз он произнес слова «я не знаю»? Вероятно, тысячу.
– Почему Роб Чезей не сказал, куда едет?
– Я не знаю.
– Почему он не давал о себе знать из ЮАР?
– Я не знаю.
– Где он будет похоронен?
– Я не знаю.
– Планируете ли вы еще выпускать видео с туров?
– Я не знаю.
Рядом с ним сидел Вакко. Он молчал дольше, чем Гас Уилсбери мог себе представить. С другой стороны от него, вертя в руках авторучку, сидел Костлявый ТТ, качал головой и пытался убедить репортера из «Hello!», что в группе не было никаких разногласий.
– Но мои источники говорят…
– Ваши источники ошибаются. Я понимаю, что вы ищете блестящие заголовки, но это не тот случай. Мне жаль.
Гас посмотрел на него. Костлявый ТТ надел свежую черную рубашку, оставив свою красную бандану дома, – он ухаживал за собой больше остальных в группе. Костлявый ТТ говорил деловито, уверенным голосом и со спокойной серьезностью отвечал на вопросы.
Слово предоставили репортеру из «National Geographic», и Гас подумал, что, должно быть, они в первый раз на пресс-конференции с рок-группой. Репортер встал, поправил свой черный пиджак и спросил на оксфордском английском, видит ли Гас Уилсбери связь между носорогами Леной и Зоэллой.
– Кто такая Зоэлла?
– Самка носорога, которая в прошлое воскресенье была убита в Кольморденском зоопарке в Швеции. Роб тоже из Швеции.
– Не имею понятия. Я даже не знал, что это случилось. Этот вопрос стоило бы задать не мне, а полиции, – сказал Гас и кивнул в сторону седого человека рядом с Вакко.
Комиссар Дэмиен Фицпатрик откашлялся и наклонился к микрофону.
– Мы не видим никакой связи, кроме того, что оба носорога, похоже, стали жертвами браконьеров.
Следующая рука. Накрашенная женщина из «Нью-Йорк пост» адресовала свой вопрос Вакко:
– Роб когда-нибудь упоминал о своем интересе к живой природе?
Вакко уставился на Гаса взглядом, который словно говорил: «О чем это она?»
– Э… значит… – начал он.
Костлявый ТТ взял ответ на этот вопрос на себя.
– Это было то, что Роб держал в себе. Он не хотел зарабатывать на этом – состоять в какой-нибудь экологической организации и таким образом повышать свой рейтинг. Он был выше этого.
Гас Уилсбери взглянул на него и кивнул.
«Умно сказано, – подумал он. – Чертовски умно!»
Эту мысль наверняка подхватят СМИ. Благодетель, который не хочет погреться в лучах славы за свои усилия, а держит их в секрете, – таких альтруистов сейчас мало. Даже самые яростные критики начнут после этого уважать Роба Чезея.
Хотя это приукрашенная версия, которая не имеет ничего общего с правдой.
Йоханнесбург, Южно-Африканская Республика
Роб проснулся с пульсирующей головной болью. Он чувствовал себя не живым, а мертвым, – именно так, как писали о нем в газетах. Яркий свет, проникая сквозь опущенные шторы, бил ему в глаза, а пытаясь повернуться на другой бок, он ударился коленом о что-то твердое.
Черт возьми!
Роб осторожно присел и приподнял одеяло. По кровати были разбросаны пустые пивные бутылки, штук семь-восемь. И еще две стояли на тумбочке.
Он снова лег и уставился в потолок. Все это было так некстати!
Роб вспомнил клинику «Бетти Форд». В голове пронеслась фраза, которую он выучил наизусть.
«Один – это слишком много, а тысячи всегда недостаточно».
Он потянулся к телефону, чтобы посмотреть, который час.
14:37. Этого не может быть! Он проспал двенадцать часов?
Пыталась ли Табиса связаться с ним? Роб разблокировал старую «моторолу», которую ему одолжила девушка. Пропущенного звонка нет, но есть
