Пьер, или Двусмысленности

заглянуть внутрь.

– Ну-ка возьми ее вот так, брат, вот, и увидишь то, что должен увидеть, но подожди минутку, пока я не поднесу светильник еще ближе. – Произнеся эти слова, Изабелл, в то время как Пьер держал гитару прямо перед собой, повернула лампу так, чтобы свет падал прямо в круглое отверстие в сердце гитары: – Вот, Пьер, вот, смотри.

Пьер уступил просьбе и жадно заглянул вовнутрь гитары, но ощутил некое разочарование, хоть и подивился тому, что увидел. Он прочел имя Изабелл, вполне разборчивое, но все же немного расплывчатое, что украшало ту часть внутренностей гитары, где они образовывали выступающую дугу.

– Прелюбопытное место ты выбрала, Изабелл, когда, получив гитару, решила сделать эту гравировку. Как это вообще можно было сделать, хотел бы я знать.

Девушка бросила на него беглый удивленный взгляд, затем забрала у него инструмент и заглянула туда сама. Она отложила его, и продолжила свой рассказ:

– Вижу, брат, ты не понял. Когда знаешь все о какой-то своей вещи, то тебе легко предположить, что малейшего намека будет достаточно, чтобы объяснить все другому человеку. Я не делала там никакой гравировки, брат.

– Как? – закричал Пьер.

– Имя было уже выбито там, когда я впервые взяла гитару в руки, хотя я этого тогда не знала. Должно быть, гитара делалась для той, которая носила имя Изабелл, потому что выгравировать там буквы можно было только до того момента, как части гитары собрали в единое целое.

– Продолжай… поспеши, – сказал Пьер.

– Да, в один прекрасный день, когда гитара уже давно находилась у меня, странная причуда овладела мною. Видишь ли, нет никакого дива в том, что дети порой разламывают свои самые любимые игрушки, дабы насытить почти неудержимое желание увидеть, какое сердце скрыто у игрушки внутри. Так иногда ведут себя дети. И я, Пьер, я чувствую, что всегда была и навеки останусь ребенком, проживи я даже все семьдесят лет. Подчиняясь мимолетной причуде, я раскрыла ту часть гитары, которую тебе показывала, заглянула внутрь и увидела «Изабелл». И вот еще что я чуть было не запамятовала сказать тебе: с самого раннего детства, сколько себя помню, почти всегда меня называли Белл. А в ту пору, о которой я веду речь, мои общие знания об окружающем мире настолько расширились, что я сразу смекнула: «Белл» – частое сокращение от имени «Изабеллла» или «Изабелл». Поэтому не было ничего удивительного в том, что, памятуя о своем возрасте и других, связанных с ним обстоятельствах, я, найдя надпись внутри гитары, инстинктивно связала имя «Изабелл» с моим полным именем и после этого принялась мечтать на все лады. Эти мечты вспомнились мне вновь. Не говори ни слова.

Изабелл отшатнулась от Пьера в точности так же, как и прошлой ночью, и, приникнув к окну, которое то и дело освещалось вспышками молний, несколько мгновений, казалось, боролась с неким загадочным замешательством. Но вот она живо обернулась и прямо взглянула на Пьера, и его вновь поразила удивительная красота ее чудного лица.

– Меня величают женщиной, и ты зовешься мужчиною, Пьер, но в сем предмете между мужчиной и женщиной нет никакого различия. Почему бы мне не признаться тебе во всем? В нашей голубиной чистоте мы и не думаем разделять друг друга на сильный и слабый пол. Пьер, даже в это мгновение тайное имя, легким ветерком пробегая по струнам гитары, все звенит и звенит в моей голове. Пьер, подумай! Подумай! О, разве ты не понимаешь? Разве не видишь?.. разве не видишь, что я имею в виду, Пьер? Тайна имени в гитаре волнует, волнует меня, так и вертится, так и вертится у меня в голове; это тайное имя, надежно скрытое от глаз и все же навеки оставшееся в недрах гитары, невидимое, неведомое, всегда волнуемое скрытыми в сердце струнами – струнами разбитого сердца; о, моя мама, мама, мама!

Когда страстные сетования Изабелл проникли в самое сердце Пьера, они принесли с собою первую догадку о ее невероятной мечте, коя до сих пор туманно и несмело проскальзывала в непостижимых ее словах.

Изабелл подняла на брата сухие глаза, пылающие, как головни:

– Пьер, у меня нет ни малейшего доказательства, но то была ее гитара, я знаю, я чувствую, что была. Скажи, разве прошлой ночью я не говорила тебе, как она в первый раз пела мне, когда лежала на моей кровати, и отвечала мне, хотя я к ней еще не прикасалась? И как она всегда поет мне, и отвечает мне, и искренне любит меня… слушай же, ты услышишь пение духа моей матери.

Изабелл бережно проверила струны и любовно их настроила, затем положила гитару на подоконник и опустилась на колени рядом; и полилась низкая, приятная и переливчатая мелодия, столь тихая, что Пьер наклонился вперед, чтоб уловить ее; мелодия тихонько напевала мама, мама, мама! Некоторое время царило глубокое молчание; затем, отозвавшись самой низкой нотой, что была почти за гранью слышимости, колдовская гитара, струн которой не касалась ничья рука, вдруг разразилась быстрым каскадом гармоничных звуков, течение коих постепенно замедлялось, и они, затихая, долго трепетали в воздухе и наполняли приятным гулом всю комнату; а он меж тем вдруг обнаружил, к своему вящему удивлению, что по трепещущим металлическим струнам гитары без конца пробегают яркие искры, оттого, вероятно, что инструмент лежал совсем близко у распахнутого окна, кое то и дело освещали своим блеском молнии.

Девушка оставалась коленопреклоненной, но весь ее облик вмиг окутала разительная перемена. Она метнула на Пьера быстрый взор и затем одним взмахом руки распустила волосы так, что они окутали ее тело полностью и продолжали струиться по полу. Никогда еще либийская сайя