Польк, лежащий с отекшим, дряблым лицом в скомканных простынях, в ночной рубашке с тонкими полосками, посреди расплывшегося на ковре черного пятна, как будто хотел что-то сказать. За этим пустым выражением лица, запечатленным на фото, скрывалась какая-то иная жизнь.
Я хотела бы войти в этот снимок, осмотреть вспоротую глотку, коснуться крови, исследовать рану, как будто там таился некий секрет, — однако на фотографии горло умершего было не видно. Что таили эти полуприкрытые глаза? Что последнее видел в своей жизни мистер Польк? Ли, нож, темноту, жену, его собственную душу, отделяющуюся от тела? Мне нравился вид этих застывших, скошенных глаз. Я знала, что мистер Польк хранил какую-то тайну, которую я желала постичь. Я предположила, что он ведал смерть. Может быть, все было настолько просто.
— Где ты взяла это? — спросила я у Ребекки.
— Из дела Ли, — ответила она. — Жутко, да?
Я села обратно на стул, протрезвевшая и спокойная.
— Не совсем, — намеренно солгала я.
— Ли проник в спальню родителей с кухонным ножом и вонзил его в горло отцу. Его мать утверждает, что впала в состояние шока. Она не сразу позвонила в полицию. По ее словам, она проснулась, нашла мужа мертвым и предположила, что в дом проник кто-то посторонний. Интересно, как можно проспать что-то подобное? Ты можешь себе это представить? Нож обнаружили в кухонной раковине, а Ли лежал в своей постели, обнимая плюшевого медведя.
По мере того как Ребекка говорила, выражение ее лица становилось все жестче. Я внимательно смотрела на это прекрасное лицо, на тонкие линии вокруг глаз, на нежную кожу, свежую и розоватую. В один момент она выглядела зрелой женщиной, в следующий — маленькой девочкой. Мои глаза словно бы вытворяли странные трюки, как будто я заглянула в «комнату смеха» с кривыми зеркалами или видела это все во сне. Ребекка похлопала по моей руке, чтобы привлечь мое внимание.
— Но Ли не в ответе за это все, — продолжила она. — Он объяснил это мне вчера. Рассказал о том, что ему пришлось испытать. Это слишком тяжело, чтобы ребенок мог держать это в себе. — Ребекка отвернулась, словно стараясь справиться с эмоциями, но когда снова посмотрела на меня, она была спокойна, собрана и даже улыбалась. — Эта фотография ужасна, да. Она переворачивает все в тебе. Когда я увидела ее, а потом встретилась с Ли, я просто не могла сложить два и два. Чтобы умный, застенчивый мальчик сделал что-то подобное… Не складывается. Я спросила, действительно ли он это сделал — убил своего отца. — Она постучала пальцем по снимку, по лицу мертвого мужчины. — Ли сказал: да, он это сделал. Хотя на самом деле просто кивнул. Я спросила почему, но он просто пожал плечами. Он не сразу открылся передо мной, понимаешь? Мне пришлось задать правильный вопрос. Сначала я просто тыкалась впотьмах, наугад. Быть может, его отец бил его мать? Быть может, его мать убила его отца ради страховки? Что это было? У меня просто сложилось впечатление, что в их семействе творилось что-то неладное. В любом случае это было начертано на лице его матери. Ты видела ее. Я знала, что происходит нечто необычное. Поэтому я позвонила ей и попросила прийти на свидание. Я сказала ей: «Думаю, ваш сын хотел бы поговорить с вами». Ты видела их вместе. Бедный мальчик едва мог смотреть ей в глаза. И поэтому потом я просто спросила его, все так же наугад: «Что твой отец сделал с тобой? Он трогал тебя?» И Ли заговорил. Он выложил все за несколько минут. Этот человек, мистер Польк, насиловал его, собственного сына. Никто никогда прежде не удосужился спросить Ли об этом. Никто не хотел знать.
К этому моменту глаза Ребекки были широко раскрыты от волнения, изо рта едва ли не текла слюна; ее ладони вскарабкались по моим предплечьям и выше и легли мне на плечи. Я была загипнотизирована розовым цветом ее языка и десен, черным налетом вина в уголках ее обветренных губ. Я и раньше слышала истории, подобные той, которую она поведала. Но у меня были самые смутные представления о том, что это могло означать.
— Не требуется ученая степень по психологии, чтобы добраться до истины, — хвастливым тоном произнесла Ребекка и отпустила мои плечи. — И не нужен срок в заключении, чтобы расставить все на свои места. Тюремное начальство и тюремные психологи в этом мире намного более безумны, чем большинство убийц, клянусь. Люди скажут тебе правду, если ты действительно захочешь ее услышать. Подумай об этом, Эйлин. — Она снова сжала мои руки. — Что могло заставить кого-либо убить своего отца? — Ребекка вопросительно глядела на меня, ее глаза ощупывали мое лицо. — Что? — требовательно спросила она.
Я много лет обдумывала этот вопрос.
— Это убийство, — ответила я, — должно быть единственным способом вырваться из сложившейся ситуации.
— Да, единственным выходом, — кивнула Ребекка.
Мы снова уставились на снимок; ее голова была так близко к моей, что мы соприкасались щеками. Она привалилась к моему плечу, обвив меня одной рукой. Дом сотрясался от ветра, от снежного залпа задрожали плохо закрепленные стекла в кухонном окне. Я прикрыла глаза. Мне годами не случалось быть так близко к другому человеку. Я ощущала на своем запястье дыхание Ребекки, горячее, частое и ровное.
— Остается только гадать, — продолжила она, — почему мать ничего не предприняла?
Я посмотрела на нее. Ее странное, изменчивое лицо в свете лампы выглядело напряженным; брови были подняты, глаза широко раскрыты, рот чуть приоткрыт в ожидании или предвкушении, я не могла понять. Она казалась взволнованной, возбужденной, полной экстаза и изумления. Я вздрогнула.
— Моя мать умерла, — сказала я, но это неуместное заявление не удивило Ребекку. Я затаила дыхание.
— С матерями очень сложно, — произнесла Ребекка. Неожиданно она встала и продолжила, глядя на меня сверху вниз: — Большинство женщин
