лондонцев{1031}). Но городской совет и городская община, в целом, достаточно трезво относились к королевским обещаниям. Об этом свидетельствует возникновение процедуры регистрации королевских уступок и пожалований, касающихся корпоративных привилегий{1032}.
Если вернуться к Петиции о праве, то горожане рассматривали свои частные проблемы как часть «общего кризиса свободы», который затрагивал каждого{1033}.
Чувство причастности к национальному экономическому сообществу у бристольских членов магистрата сформировалось уже к началу 1620-х гг., если не раньше. Участие бристольцев в военных действиях на море в конце 20-х гг. только укрепило у них уверенность в том, что они участвуют в решении общегосударственных проблем. По этой причине они считали, что те экстраординарные расходы, которые им приходится нести, следует разделить с жителями, не вовлеченными в военные операции. Прежде всего, они надеялись на обитателей двух соседних графств, ссылаясь как на прецедент на схожие выплаты в царствование королевы Елизаветы. Но графства отказались содействовать, и не только потому, что отрицали наличие прецедента, но и потому, что не находили какой-либо пользы от соседства с Бристолем{1034}. Этот ответ показывает — несмотря на близость Бристоля к Глостерширу и Сомерсету между ними не возникло общности интересов. Кроме того, он выявляет разницу в позициях бристольцев и жителей соседних графств: первые считали, что каждое графство в равной степени вовлечено в общегосударственные проблемы, вторые были убеждены, что каждое графство самостоятельно определяет степень своей вовлеченности в эти проблемы. В какой-то мере это разногласие объяснялось тем, что если война угрожала островной Англии, то угроза портам и прибрежным графствам была больше, чем внутренним. Кроме того, порты, подобные Бристолю, пользовались возможностью заниматься пиратством, от которого внутренние графства не могли получать прямую выгоду. Справедливости ради нужно отметить, что и в Сомерсете были люди, равные сэру Роберту Фелипсу, которые считали, что война не приносит особой пользы какой-либо отдельной местности, а только экстраординарные расходы, и их должны нести все сообща{1035}.
Городские власти рассматривали себя как равноправных партнеров в отношениях с центральным правительством, вместе с которым они должны поддерживать порядок и защищать подданных. Они были готовы признавать власть государства до тех пор, пока оно помогало выполнять эти жизненно необходимые функции. Когда защищали свои властные позиции, они не противопоставляли себя королевскому правительству, поскольку рассматривали себя как неотъемлемую часть правительства королевства. Порядок в государстве для них означал союз власти с собственностью, что находило отражение в руководстве их собственным городским сообществом. И они опасались любого злоупотребления государственной властью, которое могло разрушить этот союз. Препятствуя вторжению королевских чиновников в политику городской корпорации, бристольский магистрат не предполагал полного разрыва с монархом, а еще меньше участия в гражданской войне. Однако в конце 20-х гг. многие из членов городского совета опасались, что неумеренное использование королевской власти может закончиться социальными беспорядками, и поэтому были озабочены поисками способа лучшего распределения власти между местными и центральными органами для охраны порядка и собственности. Бристольские члены магистрата рассматривали вопрос о политическом выборе не как противопоставление местной лояльности национальной, а как поддержку того, что будет лучше для национального государства, как они его понимали. Для большинства из них это было государство, граждане которого включены в определенное сообщество, а не какие-то чужестранцы не понимающие местных условий, но осуществляющие власть от имени короля. Другими словами, бристольские члены городского совета выступали сторонниками политического порядка, при котором городская община и государство были связаны друг с другом как части единого целого, а не как противники{1036}.
Однако нужно иметь в виду, что отношения между городскими властями и короной строились исходя из интересов не всей городской общины. Должности в городском управлении давали преимущества мэру, олдерменам, городским советникам в отношениях с государством в защите их частных интересов. Городская администрация отстаивала интересы оптовых купцов часто в ущерб основной массе горожан. Так, розничные торговцы и ремесленники рассматривали свободу торговли как неотъемлемый признак статуса бюргера. Монополия купцов-авантюристов, поддерживаемая городской администрацией, узурпировала старинные права горожан. Тем не менее, в 1612 г. городской совет предпринял попытку своим распоряжением оградить интересы оптовых торговцев в сфере внешней торговли. Это вызвало резкие протесты со стороны основной массы горожан. После юридического опротестования постановление пересмотрели, отдельным розничным торговцам и производителям было разрешено вступать в компанию купцов- авантюристов. Именно по этой причине Компания начала в 1621 г. попытки с помощью правительства восстановить свою монополию, которые завершились приобретением новой хартии в 1639 г.{1037} Поэтому, думается, городской организм вряд ли уместно назвать гармоничным союзом «головы и тела». Очень наглядно это можно проследить на судьбе бристольской компании мыловаров. В 1631 г. Карл I пожаловал Вестминстерской компании исключительное право на производства мыла из отечественного сырья. Он также дал право ее членам разрушать мастерские других людей, которые посягали на их привилегию. Торговцы и производители мыла в Бристоле оказались под угрозой разорения. К концу 30-х гг. только 4 из 11 мыловаренных мастерских уцелели в Бристоле, остальные изготовители мыла оказались в тюрьме Флитстрит за неуплату пошлин. Один из современников-роялистов, не заинтересованный в сгущении красок, сообщал, что однажды около 30-ти бристольских производителей мыла были захвачены в Лондоне, посажены в тюрьму, и освобождены лишь после уплаты 20 тыс. ф.ст.{1038} Поскольку после 1634 г. городские мыловары не имели ни одного члена в городском совете, то бристольский магистрат и не подумал прийти им на помощь. Наиболее видные члены бристольской компании заключили частные сделки с Вестминстерской компанией и короной, бросив остальных своих собратьев на произвол судьбы
