расползалась в стороны и вниз по спине, руки втянулись внутрь болтающихся меховых лап, и шкура тотчас приросла к ним, как перчатка облегает руку.
Через пару мгновений на земле стояла лохматая серая собака. Потрепанная и ничуть не привлекательная – такую бы точно гоняли в городе, едва завидев у мусорных баков или на пороге дома. Собакой Шныряла была не так чтобы очень крупной, но немаленькой.
Теодор задумался, как же Санда так долго тащила ее на себе?
Он мельком посмотрел на девушку – хрупкая и невысокая. Вот уж не подумал бы, что Санда будет так волноваться о Шныряле. Он представил, как девушка берет на руки раненую собаку и несет ее, продираясь через кусты, заросли колючек и хлесткий плющ. Тео даже видел, как она, пошатываясь от тяжести и усталости, упирается окровавленной ладонью в ствол дерева. Оставляет тот самый отпечаток, который нашел Вик. И вот Санда тащит и тащит на себе собаку, и с каждым шагом ей все тяжелее, собака скулит, кровь из ее раны льется и льется под ноги. Заслышав кэпкэуна, Санда собирает все силы, бежит по ручью, взбирается на берег и прячется за огромный камень, чувствуя, что нести раненую больше не может, но и оставить ее одну не может тоже. И девушки молятся, чтобы монстр не отыскал их. И готовятся принять последний бой.
Видение покинуло Теодора, но он еще стоял, очарованный им, с какой-то странной болью и радостью, разливающейся по венам. Нет, не была Санда такой уж трусихой, как он посчитал сперва. Может, ей не хватало силы и скорости реакции, не хватало жизненного опыта. Но трусихой она не была. И то, что Санда отчаянно спасала Шнырялу и заботилась о ней, хотя сперва так ненавидела, вызвало в груди Теодора неожиданный прилив нежности.
Сейчас, когда Вик прорезал в запасном заплечном мешке дырки для лап и хвоста и устраивал Шнырялу в импровизированной переноске, Санда была рядом, помогая и поглаживая собаку-Шнырялу между ушей, а та только поскуливала от резких движений и чуть клацала зубами.
Вик присел, вдел руки в лямки и осторожно встал.
Тео набросил сумку на плечо. Вдохнул терпкий воздух и еще раз посмотрел на ручей. «Все будет хорошо, – сказал он себе. – Если не сейчас, то чуть позже. И я точно знаю: у нас все получится, все как задумано. Мы найдем Путеводитель. Выберемся отсюда. Мы сможем».
Они спустились с берега и двинулись гуськом сначала вдоль ручья, а потом по вязкой болотистой местности. Теодор шел последним и, глядя на спины Вика и Санды, чувствовал уверенную радость. Позади были ужасы кэпкэунской общины и страшная опасность, впереди ждала неизвестность. Но близость тех, кому можно доверять, на кого можно положиться, разливалась внутри совершенно особым чувством.
Теодор знал: когда бы они ни выбрались из Полночи обратно, в Трансильванию, они не будут прежними. Не будут чужими. Такое не проходит бесследно. Они теперь навсегда – одна команда, сколько бы ни прошло ночей и лет. Забыть такое невозможно. Они отныне – вместе, связанные одним путешествием. Такие непохожие друг на друга, такие разные.
Но продолжающие идти сквозь Полночь
«Ты знал, – подумал Тео, вспомнив Волшебного Кобзаря. – Ты все знал. Знал, что так и будет».
Значит, вот как побеждали остальные игроки? Не потому, что оказывались сильнее или умнее других. А потому, что… создавали союз?
«Кто-то из игроков находил Путеводитель? Кто-то возвращался живым?» – спрашивал Теодор. И Кобзарь ответил: «Да». Значит, это и есть шанс одолеть Смерть – полагаться на то, чего нету нее.
Теодор вспомнил свои мысли, когда смотрел на звезды.
«Так и есть. Все, что есть в Смерти, – это одиночество и вечность. Вечное одиночество. Ей никогда не познать ни любви, ни дружбы, ничего хорошего. Она может только отнимать, разрушать, сеять злобу. Она не знает любви. Она… черствая и сухая, как крышка гроба, сильная лишь только тем, что может забирать людей. Может ли быть так, что человек окажется ее сильнее?»
Теодор вспомнил загадки Смерти в первом туре Макабра. «Кто обладает тем, чем обладать не удается ей?» Человек обладает тем, чего нет у Смерти.
Пусть этого мало, но у него, Теодора, есть это «что-то», а у нее нет.
Теодор услышал знакомый звук и от неожиданности споткнулся. Замер, будто налетел носом на стену.
– Стойте!
Путники остановились. Они брели уже много часов. Луна садилась – свет между стволами разливался совсем тусклый, наползали тени и мгла. «Уйти. Быстрее уйти подальше от мерзких существ» – эта мысль подгоняла их словно хлыст. Они спаслись чудом, будто кто помог свыше, учинив стычку общин именно в эту ночь. А ведь и поспать-то удалось всего несколько часов, на маленькой неприветливой кочке среди Багровых топей, когда встал кровавый туман, и завертелось с кэпкэунами. Даже ели на ходу, разве что Змеевик ненадолго опустил на землю Дику и дал ей немного еды и воды, проверил рану. Теодор тоже проверял порез, поначалу с тревогой: все казалось, сквозь ткань проступит кровавое пятно. Но нет. В руке чувствовалось тепло и легкость. А то прежде была как лед. Потом – снова вперед и вперед, углубляясь в Полночь и отдаляясь от затерянного где-то меж лесистых нагорий на юге Золотого Замка с дверью в Трансильванию.
И тут он услышал.
Вик повернулся, сощурив блестящие глаза, хотел что-то спросить, но Теодор поднял руку, чтобы все молчали. Отбросил волосы назад. Прислушался. Точно. С запада доносился такой узнаваемый звук, призрачный и чарующий.
– Теодор?
