— Ступайте за мной, путники, я покажу вам кельи для гостей, — произнес монах-привратник.
— Что, так сразу — и в гости? — удивился Саймон. — Даже не спросив, кто мы такие и зачем пришли сюда?
— Вы — уставшие путники, — слабо улыбнулся послушник. — У нас принято сначала дать гостю возможность отдохнуть после трудной дороги, а уже потом говорить о делах, его сюда приведших. Но вы можете сообщить мне цель своего визита, и я постараюсь вам помочь.
— Э, при всем уважении, не хочу вас обидеть, но ваш пост для этого достаточен?
Монах улыбнулся.
— Я подразумевал, что сообщу это настоятелю. О нет, что вы, не извиняйтесь, — юноша вскинул руки в останавливающем жесте, видя смущение на лицах гостей. — Вы меня никоим образом не обидели. Да и как можно обидеть? Только человека, который готов обидеться, можно обидеть. Если мне указывают на занимаемый мною пост в монастыре, как я могу обидеться на правду? Если сенсей указывает мне на какие-то недостатки, как же я обижусь на правду? Если какой-то незнакомый человек говорит мне о моих недостатках, то я смотрю, нет ли у меня действительно того, о чем он говорит. И если такое есть, я благодарю его за помощь, а если такого нет, то я понимаю, что этот человек говорит неправду. Зачем же мне обижаться на явные глупости? Если же он хочет оскорбить меня, то обижаться все равно нет смысла, ибо говорящий неправду о других заслуживает не обиды, но сожаления. Впрочем, мы пришли. Вот кельи для вас. Там есть вода, чтобы умыться, и кровати, чтобы спать. Если вы голодны, обратитесь к любому из братьев, он укажет вам путь в столовую. Удобства в той стороне.
Монах удалился, оставив спутников у двух одинаковых дверей в конце небольшого коридора.
— Знаешь, мне кажется, здесь живут странные люди, — заметил Саймон.
— Значит, мы пришли куда надо, — отрезала чародейка. — Здесь нам самое место.
— И ведь не поспоришь, — вздохнул бард и открыл дверь.
Келья представляла собой небольшую комнату, пять шагов на три. Небольшое окно без ставней выходило на пропасть. Залетевший в него порыв холодного ветра заставил барда поежиться. Из мебели в келье находилась только узкая кровать из неструганных досок, представлявшая собой просто более-менее ровную площадку на коротких ножках, и маленький стол из таких же досок, на котором стоял глиняный кувшин с чистой холодной водой и глиняная чашка.
Саймон бросил сумку на кровать, вышел обратно в коридор и постучался к Лайзе. Чародейка стояла у окна и смотрела вниз.
— Ну и как ты это находишь?
— Красиво. Холодное величие гор. Как я понимаю, эта пропасть идет вокруг храма наподобие крепостного рва. И пешком ее перейти можно только в одном месте.
— Я про комнаты.
— А что не так? Есть все, что надо. Мы же не за комфортом пришли.
Лайза бросила на спутника быстрый взгляд, шагнула к нему, буквально толкнув, усадила на койку. Взяла пальцами за подбородок, заставляя поднять голову, внимательно посмотрела в глаза.
— Знаешь, Саймон, что-то мне за тебя не спокойно. Что-то на тебя находит временами.
Саймон вздохнул, попытался отвести взгляд, но чародейка ему этого не позволила.
— Рассказывай.
— Да это не важно.
— Саймон, я твой друг. Я могу называть себя твоим другом?
— Спрашиваешь!
— И мне не все равно, что с тобой происходит, и как ты себя чувствуешь. Расскажи мне.
— Это после Рэйвенхольма, после казни…
— Что не так?
— После того как ты меня вытащила с той стороны, меня посещают всякие мысли. Я стараюсь не показывать и бодриться, но я начал задумываться о жизни, о смысле ее.
Лайза присела на корточки перед спутником.
— И?
— Невеселые эти мысли какие-то. Трудно мне. То увлекусь каким-то делом и ничего, а то…
Чародейка задумчиво потерла кончик носа.
— Тебе нужна помощь или сам хочешь справиться? — осторожно поинтересовалась она.
— Я не знаю.
— Тебя не устраивает твоя жизнь? Хочешь чего-то другого? Например, осесть где-нибудь, открыть трактирчик. Жениться, наделать кучу детишек, приобрести уважение окружающих, положение в обществе. И доживать свой век мирно, в тишине и спокойствии…
