Лихо притопывая, она подходит к столу, берет шприц. Девчонки тесной толпой окружают ее.
— Одним пальцем, — Промокашка постукивает пальцем по утолщенному краю иглы на шприце, — придерживаем иглу.
Она подбрасывает маленькую, обтянутую медицинской клеенкой оранжевого цвета подушечку и, запрокинув голову, прямо заходится от смеха.
— В жизни не видела такой квадратно-резиновой попы!
Нелька кладет подушечку на стол и добродушно похлопывает ее ладонью.
— Товарищ, вам укольчик пенициллина!
Придерживая левой рукой подушечку, Нелька с размаху вонзает в нее иглу.
— Поняли? В мышцу, на среднюю глубину. Именно сюда, ни левее, ни правее, чтобы не попасть в кровеносный сосуд. — Она делает еще несколько уколов подряд. — Вот так! Вот так! Очень просто.
Нелька бросает шприц на стол.
— Я с четырнадцати лет сама уколы матери делала.
В практикантской становится тесно и шумно. Все с остервенением колют и колют резиновые «ягодицы».
— Медная, ты как шприц держишь? — грозно кричит Промокашка.
— Ой, я иголку сломала!
Оля испуганно вертит ополовиненной иглой.
— Так и шприц сломать можно. Это ж не лом. Смотри!
Нелька плотно насаживает новую иглу и вкладывает шприц в Олину руку.
— Нель, а мне-е… — просительно тянет Тамара Ян.
Неля терпеливо возится с Тамариными пальцами, которые никак не хотят правильно взять шприц.
— Вот ты все говоришь, что глупая девушка не может быть красивой, — возобновляет Борька наш старый спор. — А Нелли? Глупая, а красивая.
— Глупость — это другое, — сразу же завожусь я. — А Нелька не глупая — она простая и веселая. Ну, может, простоватая чуть-чуть.
— Веселая! — хмыкает Борька. — Три двойки — и все по основным дисциплинам! Пожалуйста!
— При чем тут двойки? Это ж теория. Вон твоя Потёмкина пятерышница, а шприца, как гремучей змеи, боится. И вообще, руки у нее не тем концом вставлены.
— Зато ноги… — шепчет Горбыль, пытаясь обратить в шутку наши разногласия.
Но я уже не мог остановиться.
— А кто лучше всех на практике? Ну не может она запомнить, как турецкое седло, малюсенькая косточка в черепе, по-латыни называется. Ну и на что ей эта латынь? Мертвечатина! Латынь и анатомию только зубрежкой можно взять. Или хитростью, как ты берешь. А она шпорами пользоваться не умеет.
— Ладно, ладно, коли: пациент скучает, — кивнул Борька на подушечку. — Вечно ты за Нельку заступаешься.
Я изображаю внутримышечный укол и молча отдаю ему шприц.
— Ну как, мальчики, получается? — подбегает к нам Нелька.
— Ой, нет, Нелли Промокашевна! Научите, пожалуйста! — тоненьким ехидным голоском отвечает Горбыль.
— Игла-то у тебя! Волков колоть! — смеется Промокашка, нисколько не обидевшись.
— А нам без разницы, и ей тоже, — раздраженно трясет Борька резиновой подушечкой.
— Ну-ну!.. — хохочет Промокашка и уносится на крыльях счастья.
— Да что она все хохочет?! — злится Борька.
— Хочет — и хохочет.
Борька ошалело глядит на меня.
— Не хватало нам еще из-за Промокашки поссориться… — вздыхает он.
В знак согласия я тоже вздыхаю.
— Не хватало!..
Нам с Горбылем быстро поднадоело ширять иглу в резину, и мы под шумок спрятались в маленькой, заброшенной комнатке, в народе называемой клизменной. Боря вынул из-за пазухи коробочку с дорожными шахматами, и мы, пристроившись на кушетке, начали партию. Минут через сорок незаметно вернулись в практикантскую.
Вокруг стола кружком стояли девчонки и с хохотом что-то обсуждали. Мы подошли. Оказывается, смеялись они над нами. Вернее, над тем, как нас нарисовала в своей тетради по практике Люда Потёмкина. Я лежал на кушетке, на боку, с поджатыми ногами, ну точно в той позе, когда больному ставят
