Я уколол неудачно — попал в сосудик. Крохотной струйкой потекла кровь. Я быстро приложил ватный тампон.
— В сосуд попал, — сказал я виновато и огорченно.
— Да не тужи, — успокоил меня дядя Миша, — вся не вытечет.
— Михаил Иванович…
— Дядей Мишей зови. Не навеличивай: не привык. Тебя-то как зовут?
— Саня.
— Садись, Саня.
Я подвинул к кровати стул и присел.
— Дядь Миш, много фильмов смотрел про войну, а все равно не представляю, как там все было, да еще на передовой.
— Кино про войну сроду не смотрю, — ответил дядя Миша, — густо наврато. Аж стыдно делается.
— Да! — сказал я. — Все такие храбрые, вперед рвутся. А ведь страшно же было, дядь Миш?
— Как тебе сказать, Санёк. Может, и страшно. Там смерть расплохом берет, и на миру, среди товарищей… Домой охота…
— А вы откуда?
— С Подлипок я, тридцать километров отсюда. Оттуда на войну уходил, туда и вернулся.
Тут в палату влетела Таня Конькова:
— Ты куда подевался? Тебя только за смертью посылать!
— Тут она как раз недалече, — улыбнулся Старков.
— Не поняла юмора? — Танька с изумлением воззрилась на дядю Мишу.
— Да ладно, пошли, — подтолкнул я ее. — До свидания, дядь Миш!
И мы с Танькой вышли из палаты.
Следующие два дня мы ходили на лекции в училище, а в четверг в девять ноль-ноль снова были на практике у Ираиды Яковлевны. Тема занятия — «Основные методы диагностики».
Ираида Яковлевна повела нас в палату, чтобы показать перкуссию — выстукивание костяшками пальцев. Выбор ее пал как раз на Старкова.
Дядя Миша сидел на кровати, подавшись вперед, опершись руками в колени, и часто-часто дышал.
— Вынужденное положение, характерно для больных с сильной одышкой, — пояснила Ираида Яковлевна. — Кроме основного диагноза тут и эмфизема, и астматический компонент.
Она попросила Старкова раздеться.
— Итак, перкуссия. С помощью перкуссии можно определить, например, пораженный участок легкого, или участок, где скопилась жидкость. А также границы органов.
Для сравнения Ираида ловко выстукивала костяшками пальцев пораженные и здоровые участки органа.
— Слышите? Звук глухой, плотный — значит, в этом участке скопилась жидкость.
Ираида Яковлевна с жалостью взглянула в нашу сторону, будто бы она слышит некую небесную музыку, а нам не дано ее слышать.
Мы согласно покивали.
— Попробуйте.
Мы стали по одному подходить к дяде Мише и выстукивать его. У Лены Первушиной пальцы никак не складывались, и стук получался дохлый.
— Небось кукиш сразу научилась складывать, — сказала Ираида Яковлевна.
Она наклонилась и сама сложила Ленины пальцы.
— А нам это надо? Мы — зубники! — буркнула Лена.
— «Зубники» они! — всплеснула пухленькими ручками Ираида. — Да мало ли где работать придется! Вот распределят тебя в село — всех и от всего лечить будешь.
Она оставила в покое дядю Мишу. Я помог ему надеть пижаму.
— Ну ладно, зубнички-груднички… — вздохнула Ираида. — Теперь мы изучим еще один метод исследования больного, он называется пальпация, или ощупывание. — И она покатилась к двери. — Для лучшей наглядности покажу вам Пархоменко, с циррозом печени.
Пархоменко оказался мужиком мрачным и молчаливым. Еще никогда я не видел, чтобы у человека было такое желтое лицо. Ираида Яковлевна попросила его снять рубаху, и он дрожащими, непослушными пальцами стал медленно расстегивать ее. Промокашка наклонилась и помогла ему. Она взбила
