Платье цвета полуночи

например! — Девушка присела на корточки и взяла кучера за руку. — И давно у вас смещение костей, сэр?

— Ох и настрадался я от них за последние лет двадцать, я прямо мученик, госпожа, как есть мученик, — простонал возница. — Это всё из-за тряской кареты, видишь ли. Уж эти мне подвески — от них никакого толку нет! Мне ж выспаться удаётся в одну ночь из пяти от силы, госпожа, верь слову; только-только начинаю задрёмывать, переворачиваюсь с боку на бок, вот как ты, и тут — щёлк! — и кааак скрутит, прям свету не взвижу от боли!

Если не считать нескольких точек на самом краю видимости, вокруг не было ни души, кроме, понятное дело, оравы Нак-мак-Фиглей, которые, вопреки здравому смыслу, довели до совершенства искусство прятаться друг за друга.

— Что ж, думаю, я смогу вам помочь, — проговорила Тиффани.

Иные ведьмы используют путанку, чтобы заглянуть в настоящее или, если повезёт, в будущее. В дымном полумраке Фиглевского кургана кельда совершала то, что называла таинствиями, — ты творишь их сам и передаёшь дальше, но передаёшь скрытно. Кельда всей кожей ощущала заинтересованный взгляд Амбер. «Странный ребёнок, — думала она. — Амбер видит, и слышит, и понимает. Чего бы мы не отдали за мир, в котором полным-полно таких людей, как она?» Кельда установила котёл[20] и развела под кожей небольшой огонь.

Кельда закрыла глаза, сосредоточилась и прочла воспоминания всех кельд, что когда-либо были и будут. Миллионы голосов беспорядочно плыли в её сознании, иногда еле слышные, неизменно приглушённые, зачастую маняще недоступные. То была удивительная библиотека разнообразных сведений, вот только все книги пребывали в беспорядке, все страницы перемешались, а указатель отсутствовал. Кельде приходилось отслеживать нити, угасающие по мере того, как она вслушивалась. Она напрягалась изо всех сил: тихие отзвуки, крохотные проблески, подавленные вскрики, течения смыслов дёргали её внимание из стороны в сторону… И вот оно, наконец, прямо перед нею, как будто всегда здесь было, и проступает всё отчётливее.

Кельда открыла глаза, уставилась в потолок и промолвила:

— Я ищу громазду мал-малу каргу, и что же такое я вижу?

Она вгляделась в туманы воспоминаний, древних и новых, и вдруг запрокинула голову, едва не сбив с ног Амбер, а та с интересом уточнила:

— Безглазого человека, да?

— Что ж, думаю, я смогу вам помочь, господин, э-э…

— Ковёрщик, госпожа. Вильям Глотталь Ковёрщик.

— Ковёрщик? — удивилась Тиффани. — Но вы же возница.

— Ну да, это прямо анекдот, госпожа. Видишь ли, Ковёрщик — это фамилия такая. Мы не знаем, откуда она у нас, потому что, видишь ли, никто из нас не соткал ни одного ковра!

Тиффани сочувственно улыбнулась.

— И?..

Господин Ковёрщик озадаченно воззрился на неё.

— Что «и»? Это весь анекдот. — Он засмеялся было и тут же снова вскрикнул: какая-то кость опять сместилась.

— Ах да, — отозвалась Тиффани. — Простите за бестолковость. — Она потёрла ладони друг о друга. — А теперь, сэр, давайте-ка разберёмся с вашими костями.

Лошади с молчаливым интересом следили, как Тиффани помогла вознице подняться на ноги, поддержала, пока тот снимал просторное пальто (покряхтывая и тихо вскрикивая), и велела упереться руками в стенку кареты.

Тиффани сосредоточилась, ощупала спину страдальца сквозь тонкую рубашку, и — да, вот она, смещённая кость.

Девушка отошла к лошадям и шепнула по словечку в каждое прядающее ухо — так, на всякий случай. А затем вернулась к господину Ковёрщику: тот терпеливо ждал, не смея пошевелиться. Тиффани уже закатала рукава — и тут он спросил:

— Ты ведь не станешь меня превращать в гадость какую-нибудь, правда, госпожа? Только не в паука! Я их, пауков, боюсь до смерти, да и одёжка моя вся пошита на человека двуногого.

— С чего вы взяли, будто я собираюсь вас во что-то превращать, господин Ковёрщик? — удивилась Тиффани, осторожно проводя ладонью по его спине сверху вниз.

— Ну так, при всём уважении к тебе, госпожа, я думал, ведьмы только этим и занимаются — превращают людей во всякую пакость вроде уховёрток и тому подобного.

— Кто вам сказал?

— В точности не вспомню, — задумался возница. — Это, ну… об этом все и так знают.

Тиффани тщательно прощупала спину, отыскала смещённую кость, предупредила: «Будет немножко больно» — и втолкнула кость на место. Возчик пронзительно вскрикнул.

Лошади попытались было сорваться с места, да только ноги их не послушались, ведь нужное слово ещё звенело в их ушах. Год назад Тиффани разжилась «лошадиным словом», её ещё тогда ужасно мучила совесть; но, с другой стороны, старый кузнец, которому она помогла умереть легко и без боли, он же тоже мучился совестью, что ему нечем заплатить ведьме за её добросовестную работу, а ведьме обязательно платят, точно так же, как и