— Следующий пункт — это смерть моего отца и кража денег из его сундука.
Тиффани одарила его ободряющей улыбкой, отчего Роланд занервничал ещё сильнее.
— Что-нибудь ещё, милорд? Вы ведь ничего не забыли?
— Роланд, она что-то замышляет, — встряла герцогиня. — Будь настороже. — Она махнула охране. — И вы, стража, тоже будьте настороже, слышите?
Стражники, не вполне понимая, как можно быть ещё больше настороже, когда они от волнения уже насторожились как никогда, вытянулись в струнку, пытаясь казаться выше, чем были на самом деле.
Роланд откашлялся.
— Эгхм, потом ещё стоит вопрос о гибели покойной кухарки: она, по-видимому, оскорбила тебя и тут же провалилась в погреб и расшиблась насмерть; а такое совпадение наводит на определённые мысли. Тебе понятны эти обвинения?
— Нет, — покачала головой Тиффани.
На миг воцарилась тишина.
— Гм, а почему нет?
— Потому что это не обвинения, милорд. Вы же не утверждаете, что я украла деньги и убила вашего отца и кухарку. Вы просто размахиваете этой идеей у меня под носом в надежде, что я расплачусь. Но ведьмы не плачут, поэтому я требую того, чего ни одна ведьма, пожалуй, ещё никогда не требовала. Я требую суда. Суда по всем правилам. А это подразумевает доказательства. Это подразумевает свидетелей, то есть болтунам придётся повторить свои слова перед всеми. Это подразумевает коллегию присяжных, в которую войдут те, кто мне ровня, то есть такие же люди, как я, и это подразумевает
Она подошла к стражникам. Все глядели на неё с открытыми ртами.
— Добрый вечер, сержант, добрый вечер, Престон, добрый вечер, джентльмены. Я вас не задержу и на минуту. Прошу прощения, будьте так добры подвинуться, я ухожу. — Она протиснулась мимо Престонова меча, — юноша подмигнул ей, и за её спиной стражники рухнули на пол беспорядочной грудой.
Тиффани прошла по коридору в зал. Там в громадном очаге, что вполне мог бы сойти за отдельную комнату, горел почти столь же громадный огонь. Топливом служил торф. Прогреть весь зал никогда не удавалось, даже в разгар лета теплее не становилось, но зато у огня было так уютно, а если и вдохнёшь дыма, то ведь торфяной дым — штука полезная. Дым уходил вверх по трубе и со всех сторон тёплым туманом обволакивал окорок, подвешенный наверху для копчения.
Всё того гляди опять усложнится, но сейчас Тиффани просто присела отдохнуть и, пока отдыхает, наорать на себя за глупость. Сколько яда Лукавец способен влить в людские головы? А много ли ему надо?
В том-то и проблема с ведьмовством: похоже, ведьмы нужны всем, но сама эта мысль вызывает ненависть, а ненависть к мысли и ненависть к факту отчего-то перерастают в ненависть к ведьме. Люди начинают задумываться: а кто ты такая, что столько всего умеешь? С чего ты взяла, будто ты лучше нас? Но Тиффани вовсе не считала себя лучше кого-либо. В ведьмовстве она лучше многих, это верно, но она не умеет даже носка связать, не знает, как подковать лошадь, и хотя делает превосходные сыры, хлеб, о который зубы не обломаешь, выпекает разве что с третьей попытки. Каждый в чём-то да хорош. И очень скверно не распознать вовремя, в чём именно.
Пол у очага устилала мелкая пыль: от торфа всегда такая остаётся. На глазах у Тиффани в пыли проступили крохотные следы.
— Ну ладно, чего вы со стражниками-то сделали? — полюбопытствовала Тиффани.
На скамейку рядом с нею градом посыпались Фигли.
— Дыкс лишно я им бы морду шлифанул, курганокопакам мерзявым, тоже мне, Кромвеля выискались*, но шоб тебе жизню мал-мала не усложнивать, мы им просто зашнурки посвязнули. Мож, они смекнут, шо виновасты мал-мала мыхи.
— Слушай, не надо никого обижать, ладно? Стражники обязаны исполнять приказы.
— Наэ, ишшо чего, — презрительно бросил Явор. — Не пристало воину сполнять, шо ему сказанули. А что б они с тобой сотворнули, сполняя, что сказано? Старукса тёща на тебя уж больно недобро пялилась — глазья что клейморы, выгребенная ямина ей место! Ха! Позырим, как ей нынче ввечеру ванниться пондравится!
Уловив характерные интонации, Тиффани насторожилась.
— Не вздумай никому вредить, ты меня слышишь? Вообще никому, Явор.
— Ах-ха, госпожа, я твои словеса загрузил в трюм, — проворчал Большой Человек.
— А ты мне поклянёшься честью Фигля, что не скинешь их за борт, стоит мне повернуться к тебе спиной, а?
Явор Заядло снова заворчал и забурчал, используя хрусткие фиглевские словечки, каких Тиффани прежде и не слышала. Звучали они как
