образовательного партнерства, считает, что в целом подобное партнерство весьма полезно для нашего общества.
Образовательный бизнес практически повсеместно является низкомаржинальным и малодоходным, в том числе в силу многоплановости его функций и разнообразия интересов главных потребителей. Поэтому, с точки зрения автора, формирование в России бизнес-образования в условиях повышенной защищенности представляется вполне оправданным с позиции долгосрочных интересов развития страны в целом.
В пользу такого рода условий для развития бизнес-образования можно привести еще одно сугубо личное впечатление, не претендующее на научное доказательство. Много лет в разнообразных ситуациях общаюсь с топ-менеджерами российских школ бизнеса, неоднократно участвовал в обсуждениях с ними различных образовательных проблем в формальной и неформальной обстановке.
Дискуссии при этом бывали весьма острые, во многих случаях точка зрения представителей бизнес-образования мне представлялась как минимум весьма спорной, – и наоборот: «образователи» с трудом воспринимали аргументацию «от бизнеса».
Но при этом всегда видел перед собой людей, искренне заинтересованных в решении образовательных проблем и совершенствовании своей деятельности. (Тридцатилетний опыт работы в бизнесе научил отличать приоритет этой заинтересованности от желания уютного бюджетопиления, какими бы красивыми словами «пильщики» ни прикрывались.) Так вот: людей, равнодушных к содержательной сути своего дела, среди топ-менеджеров российского бизнес-образования автор практически не встречал.
Во всем мире не существует единой типовой модели бизнес-школы. Есть общие характерные черты, но есть и множество весьма существенных особенностей. Можно сказать, что за свою почти 30-летнюю историю российские бизнес-школы уже достаточно заметно стратифицировались. В их работе возникло разнообразие целей, содержания деятельности, структур основных стейкхолдеров (групп влияния) и т. д.
Эти отличия накладывают отпечаток на самые разнообразные аспекты деятельности школ бизнеса и их самоидентификацию.
Например: а) мы готовим мыслителей от бизнеса (максимум три – пять бизнес-школ в стране) или б) делаем ПТУ (профессионально-техническое училище) для менеджеров, вооружаем их инструментами и технологиями. В первом случае мы спокойно относимся к тому, что каждый преподаватель идет в аудиторию самовыражаться так, как считает нужным в рамках своего предмета; во втором случае мы вынуждены задумываться о единых методиках и технологиях даже в преподавании различных предметов.
Некоторые видные специалисты по бизнес-образованию, например вице-президент Российской ассоциации бизнес-образования С. К. Мордовин, считают, что в России уже сформировалось несколько моделей функционирования школ бизнеса, которые можно классифицировать так: университет, предприятие/завод, ПТУ, бизнес, театр[79].
Очевидно, что любая типологизация носит ограниченный характер и не может претендовать на истину в последней инстанции. Более того, в данном случае представляется, что подобные классификации являются не столько структуризацией сложившегося положения дел, сколько попытками разглядеть в тумане грядущего итоги реально идущих сегодня процессов. Действительно, сегодня едва ли возможно выделить школы бизнеса, относящиеся к любой модели в «химически чистом» виде. Практически все школы находятся в движении, реально совмещая признаки разных моделей, но постепенно приобретая те или иные доминирующие черты и особенности.
В ценовой стратификации можно выделить три сегмента: верхний – 600–800 тыс. руб. за весь срок обучения (полтора-два года); средний – 400–550 тыс. руб. и нижний – до 400 тыс. руб. Расчеты экспертов показали, что средняя цена контактного часа обучения по программам МВА и Executive МВА составляла,