вырисовываться сам собой - нужно пробраться в Гедспур и присоединиться там к повстанцам. Хотя, если в этой провинции сейчас идет война, то вряд ли он сумеет так легко туда попасть... Ладно, не так уж важно, что он станет делать дальше, главное - теперь Альк был свободен и мог сам решать, куда идти и чем себя занять. Ройт Ольгер ему больше не указ, и вообще он вряд ли еще раз увидит бывшего "хозяина".
Как ни странно, последняя мысль несколько охладила его эйфорию. Альк внезапно понял, что успел в каком-то смысле привязаться к Ольгеру. Порой тот раздражал его невероятно, но, как ни крути, ройт был единственным человеком в этом мире, которому было какое-то дело до Свиридова. К тому же, если выкинуть из головы дворянские замашки ройта, о нем вспоминалось исключительно хорошее.
Вот интересно, кстати, станет Ольгер посылать за ним погоню, когда станет ясно, что его "слуга" сбежал?.. На всякий случай следовало отойти как можно дальше от Бейтри, так что Альк шел почти несколько часов, прежде чем в первый раз остановился на привал. Ноги у него устали, а еще - хотелось есть и пить, но рассиживаться у дороги Альк не стал - заставил себя встать и идти дальше. Может, никакой погони и не будет, но все-таки лишняя осторожность еще никому не навредила.
Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись сжатые крестьянами поля, как рамкой, обведенные темной полоской леса. Жилья видно не было, а люди попадались очень редко, да и те не проявляли к Альку никакого интереса. Радужное настроение Свиридова мало помалу начало сменяться ощущением смутной тревоги. Он ушел из Бейтри без еды и денег, даже без плаща, в который можно будет завернуться ночью. Альк сказал себе, что это ничего, и что он непременно что-нибудь придумает - но почти сразу же болезненно поморщился, припомнив, к чему привела его попытка "что-нибудь придумать" в прошлый раз.
День тянулся дольше, чем любой другой на памяти Свиридова, но под конец все-таки начало смеркаться - как-то удивительно стремительно и жутковато.
Ноги гудели от усталости, а во рту совершенно пересохло. В начале дневного путешествия Альк был так беззаботно счастлив, что даже пел - а теперь пожалел, что не держал рот на замке, поскольку на зубах скрипела пыль. Свиридов сел на край оврага прямо у дороги и задумался. Мысли были совершенно беспросветными - как будто бы тот человек, который с таким ликованием покинул Бейтри, был кем-то совсем другим, чужим и совершенно непонятным. Хорошо, допустим, он будет идти до ночи, но так и не встретит ни только какого-нибудь человеческого жилья, но даже стога сена, в которое можно было бы зарыться. Что тогда делать? Идти дальше, сколько хватит сил, или ложиться прямо на краю дороги?..
Чем больше Альк размышлял об этом, тем яснее понимал, что надо возвращаться. Правда, когда Альк попробовал представить, как отреагирует на его появление ройт Ольгер, он почти готов был отказаться от этой идеи. Но, в конце концов, закончить свою жизнь в какой-нибудь канаве было куда неприятнее, чем иметь дело с ройтом, который, во всяком случае, не станет его убивать.
В глубине души Свиридову хотелось, чтобы вся эта ситуация уладилась без его личного участия. К примеру, чтобы Ольгер с Маркусом внезапно появились из-за поворота, и необходимость принимать какое-то решение отпала бы сама собой. А потом Алька посетила мысль, от которой все внутри оборвалось. С чего он вообще решил, что Ольгер будет торчать в трактире, выжидая, пока беглый серв вернется? Альк шагал по проселочной дороге целый день, а возвращение потребует и того больше времени - хотя бы потому, что он чудовищно устал, а идти нужно будет в темноте. К тому моменту, когда он вернется в Бейтри, Хенрик с Маркусом могут давно уже продолжить свое путешествие в Воронью крепость.
Альку стало жутко. До сих пор он исходил из мысли, что ройт Ольгер попытается его вернуть. Но, положа руку на сердце, зачем Ольгеру такие хлопоты?.. Купит себе нового серва вместо Алька, вот и все. Другой слуга, во всяком случае, не станет постоянно спорить с Ольгером и не ударится в бега при первой же возможности.
Альк сделал над собой усилие и встал. Может быть, если он поспешит, то все-таки застанет ройта в Бейтри. Впрочем, Альк почти сразу обнаружил, что быстро идти не сможет. От непривычки к долгой ходьбе ноги натерлись так, что каждый шаг кажется пыткой. Правда, днем натертые местными сапогами волдыри тоже болели, но вполне терпимо, а вот после отдыха нарывы разболелись так, что после каждого нового шага перед глазами Свиридова вспыхивали зеленые и алые круги. Альк ковылял вперед, мысленно проклиная все и вся - эшшари, собственную глупость, город Бейтри, не имеющий крепостных стен, и пыточные сапоги. Единственное, о чем он старался не думать - так это о том, что в эту самую минуту Ольгер мог спокойно выезжать из Бейтри в противоположном направлении.
Альк искренне намеревался продолжать идти всю ночь, но силы кончились намного раньше. Было уже совсем темно, когда он, наконец, сошел с дороги и свалился в жухлую траву. На земле было холодно, а через некоторое время должно было стать гораздо холоднее. Альк вяло подумал, что к утру наверняка подхватит воспаление легких, но заставить себя встать уже не смог - только свернулся на земле в комочек, подтянув колени к животу и обхватив себя руками. А потом заснул.
Разбудил его чей-то влажный и холодный нос, касавшийся его щеки. Свиридов конвульсивно дернулся, открыл глаза - и чуть не заорал, увидев над собой огромную собаку. Впрочем, кричать ему сразу расхотелось, потому что, стоило Свиридову подать признаки жизни, в глазах пса мгновенно загорелись злые огоньки. Свиридов разглядел широкий кожаный ошейник и успел обрадоваться мысли, что эта собака - все же не какая-нибудь одичавшая местная псина, способная напасть на случайного прохожего. Если на ней есть ошейник, значит, где-нибудь поблизости должен быть и хозяин - или же хозяева.
Собака подняла огромную лохматую башку и залаяла, при этом, между прочим, умудрившись наступить на сжавшегося на земле Свиридова ногой. Альк с удовольствием избавился бы от тяжелой лапы, упирающейся ему в ребра, но решил не двигаться и подождать, пока идущие вслед за собакой люди,
