наброшенному на подлокотник. — Это то, о чем я думаю?
— Да, месть, ненависть и пожелание смерти, — прошептала я, не касаясь ничего руками, но внимательно осматриваясь, — пойдем дальше, отсюда выход только один.
Мы проходили комнату за комнатой. В библиотеке пыль лежала толстым слоем на диване, креслах, а паутина закрывала книжные полки. В спальне незаправленная кровать, еще хранящая тепло того, кто совсем недавно спал на ней. В изголовье я обнаружила портрет молодой женщины с маленьким мальчиком на руках в позолоченой раме за стеклом.
— Я как будто где-то ее уже видела, — только подумала я, сделав шаг, чтобы вблизи рассмотреть женщину, как боковым зрением ухватила чье-то движение и резко развернулась. Никого. И в ту же минуту портрет сорвался со стены. Ударившись об пол, рама развалилась, а стекло, разбившись вдребезги на мелкие кусочки, привело в негодность изображение.
— Я ничего не понимаю, и от этого мне не по себе, — произнесла я, открывая дамскую комнату, где в раковине еще не высохли капли воды, — Гелеон…
— Видана, иди сюда, — раздался вдалеке его голос. Уже стоя в дверях спальни, я оглянулась… портрет, как ни в чем не бывало, висел в изголовье кровати.
— Видана, — я услышала напряжение в голосе Гелеона и поспешила спуститься вниз по лестнице, ведущей на цокольный этаж, обнаружив его и Элизу на кухне у стола, — в чашке еще теплый кофе. Я думаю, что выход здесь. В хозяйственных помещениях, как правило, всегда есть выход во двор. Пойдем, пока не стемнело, нам нужно уносить отсюда ноги. Я не хочу застрять здесь на ночь.
— Гелеон, ты что-то знаешь? Этот особняк как-то связан с тобой? — спросила я, когда мы вышли через черный вход и углубились в лес по узенькой, но довольно натоптанной тропинке.
— Это мой ночной кошмар с самого раннего возраста, — поведал юноша, подхватив Элизу на руки, чтобы она не запнулась за корни деревьев, торчащих на тропинке. — Я, когда видел этот особняк во сне, всегда кричал и просыпался. Ты заметила в спальне портрет женщины с ребенком? Мне всегда было интересно: кто они? Но мои родители считали, что я напридумывал себе что-то, а бабушка и дед шутили, что я начитался не тех книжек.
— А вот в этом я сомневаюсь, дело не в книгах, а в том, что пока ты не выяснишь, что это за особняк и что там произошло, кошмары никуда не денутся, — предположила я и из-за спины юноши увидела, что тропинка привела нас к высокому и длинному холму. На нем росли старые ели, обойти холм не представлялось возможным, но можно было пройти через тоннель, прорытый в нем. Переглянувшись, мы сделали шаг вперед. По земляным стенам тоннеля, укрепленного брусом, висели через определенный промежуток масляные светильники.
Мы прошли метров триста, как оказались по щиколотку в воде, и Гелеон мгновенно переместил Элизу на спину. Она ухватилась ногами за его торс, а руками за шею.
— Молодец, малышка, — сказал он мне, — страшно подвергать ее опасности, но у нас нет другого пути, только вперед.
Длинный тоннель с низкими потолками, заполненный водой, которая поднималась все выше и выше, и вот она мне уже по пояс, подбирается к груди. Гелеон поплыл, удерживая Элизу на спине, я плыла рядом. Тоннель сужался, потолок был все ниже и ниже, неожиданно я взглянула вниз, и перехватило дыхание — под нами весь пол был устлан человеческими костями, а из глазниц черепов выплывали черные змеи.
— Не смотри вниз, взгляд только вперед, — потребовал Гелеон, плывший впереди меня, я — позади. Плыть рядом было нельзя, настолько стал узким тоннель, — здесь целая сеть коридоров, нужно понять, какой из них ведет к выходу.
Мутная, теплая вода окружала нас, и казалось, ей нет ни конца, ни края, и мы никогда не выберемся из этих затопленных коридоров, по которым плавали в надежде найти выход. Прошло уже несколько часов, а мне казалось, вечность, мы проверяли коридор за коридором, чтобы в конце пути уткнуться в тупик и возвратиться обратно. А за нами неторопливо плыло огромное количество змей и каких-то гадкого вида рыбешек. Нет, они не нападали, но это пока мы держались на плаву, стоило нам только сдаться и пойти безжизненно ко дну, уже через несколько часов все то, что могло остаться от нас, присоединилось бы к остальным немым свидетелям былых посвящений. Тишина была такой давящей, что казалось, мы трое похоронены заживо.
— Такое чувство, что мы целую вечность болтаемся в этой грязной воде, — пробормотала я, но обострившийся слух Гелеона ухватил мою фразу, и он крикнул, — принюхайся, кажется, пахнет цветами.
— О, Черная луна, вот уже и галлюцинации начинаются, — подумала я, улавливая тошнотворный, густой запах лилий.
Гелеон поплыл вперед быстрее, я из последних сил старалась не отставать и упустила момент, когда уровень воды снизился, как результат — последние несколько десятков метров я не плыла, а ползла на коленях не в силах подняться на ноги и распласталась на траве, как только выбралась на сушу. Гелеон, сняв со спины Элизу, осторожно посадил ее на заросший травой холмик и снял повязку, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, а затем надел обратно и сполз на спину рядом с ней.
— Ты любишь лилии, Видана? — вырвал меня из полудремы его голос. Я с трудом подняла голову и застонала, — вот он, мой кошмар, — запах смерти.
Вокруг нас буйно цвели лилии разных сортов и расцветок, их запах, кажется, впитался даже в каменные стены, у меня закружилась голова, и я как будто улетела в прошлое и увидела гроб, стоявший посредине избы, в нем лежала мама, а вокруг в ведрах стояли белые лилии.
