— Что ж. Предлагаю скорее разделаться с этим завтраком и приступить к расследованию.
Спустя пару часов мы уже летим в Санкт-Петербург на пассажирском вертолете для сотрудников Института. Лев сумел договориться, чтобы арендовать его под личную ответственность. С нами летит тот самый рыжий джентльмен — Пасабан Пьер. Он француз, совсем недавно в России, но без изъяна говорит по-русски.
Жуткий шум от лопастей не дает полностью насладиться красотой момента, но все же я невероятно счастлива, что всего за один день моя жизнь переменилась из серой унылой реки, в которой плывешь по течению со всеми, даже не замечая этого, в водоворот событий, яркий фонтан впечатлений и … мне кажется я влюблена в Сомова. Имеют ли ответ ли мои чувства? Думаю, да. Хотя я уже ни в чем не уверена. И это тоже по-своему прекрасно.
— Куда мы летим? — в наушниках кричать в микрофон не приходится, слышимость идеальная. Пьер даже не напрягается.
— Я хочу попросить одного знакомого детектива вновь возбудить уголовное дело, поэтому летим в сто тридцать восьмой участок.
— Разве это разрешено законом?
— Вы правы. После закрытия дела его нельзя возбуждать вновь без наличия улик.
— А они у вас есть?
— Пока нет, но скоро будут.
— А если Вам откажут?
Мне не нравится скептицизм моего попутчика, он же кинетик. Первое, чем он должен обладать по моему мнению, так это оптимизмом.
— Не сегодня. — как много прекрасного за окном. К тому же зачем продолжать этот неприятный разговор.
Вертолетная площадка тринадцатиэтажного здания — кстати, самого высокого полицейского участка в городе, оказалась не такой уж и просторной. Кровля выглядит сильно пошарпанной, очевидно сюда часто приземляются правительственные и частные вертолеты. И кажется, меня слегка подташнивает.
— Все нормально? — Лев обхватывает меня за плечи.
— Да, спасибо. Просто слегка укачало. — обожаю, когда он заботится обо мне.
Мой старый друг Амозов Константин Петрович — следователь с двадцатилетним стажем, майор полиции, просто хороший и умный человек появляется на крыше из дверей лестничного пролета и широко мне улыбается.
Я протягиваю руку, а он по-свойски меня обнимает. Обожаю русские традиции, мы знаем когда важна тактичность, а когда можно и по- человечески.
— София, как ты? Я слышал ты отделилась от «Бергольц компани». Ты открыла что-то свое?
Шум лопастей все еще не прекращается, мне приходится кричать.
— Константин Петрович, я теперь владелец небольшой адвокатской конторы «офис Софии Бергольц». Некоторые дела я забрала у Ивана. И по поводу одного из них как раз и при летела к Вам.
— Хорошо. Я всегда рад тебе. Господа. Пройдемте в мой кабинет.
На восьмом этаже находился просторный офис для верхушки сто тридцать восьмого участка.
— Наше государство щедро снабжает полицию. И сколько же у вас штат? — Пасабан не очень-то и вежлив с теми, кому является гостем.
— Шестьсот человек. В последнее время на улицах города не так спокойно как раньше. — Амозов оказался невозмутим. — Только за прошедшие два года преступлений от мелких до особо тяжких выросло почти на триста процентов. Министерство внутренних дел приказало увеличить штат и переселиться в это здание, по причине крайней необходимости.
— Милитаристический режим наконец-то потерпел крах. Внешняя угроза уже не так страшна, как внутренние неурядицы? — Вчера Пасабан не казался таким хамом. Или я не все замечала.
— Да, к сожалению, это так. — Амозов— настоящий профессионал: не поддается на провокации незваного гостя. — София, а теперь расскажи мне, пожалуйста, что за дело привело тебя ко мне.
— Константин Петрович, помните дело Жибарецки?
Седовласый майор сдвигает брови и с некоторой тревогой оглядывает наши лица, как будто в поисках здравого рассудка.
— О нет, моя девочка, забудь. Теперь это не дело полиции, и уж тем более не твое.
— Но мне кажется, я начала его распутывать.
— Уже не важно. Дело передали в ФСБ.
— Так его все-таки снова возбудили?
— Нет, его и не закрывали. Ты же знаешь, нам нельзя портить статистику незаконченными делами. В последнее время мы ничего не закрываем. Они просто лежат до истечения срока давности, или пока не появляется новая зацепка. — Амозов вглядывается в мои глаза — Это уже ни для кого не секрет, даже правительство знает, что мы так поступаем.
— Хорошо, а при чем тут ФБР?
