— Наоборот, Настюша, съедобные и очень вкусные. Здешние жители их собирают и продают по всей стране, тут целая большая деревня этим живёт. Вон, смотри, ходит один, с лукошком.
Прищурившись против солнца, я различила полусогнутую фигуру.
— А что же мы от него не прячемся?!
— Местных нам бояться нечего.
— А как он за огненную линию-то проник? — удивился Катрем. — Может, поспрашиваем его?
— Давайте, — хищно согласился Демжис.
Через пять минут мужичок средней пожёванности, босой и в грязной домотканой одежде, был изловлен, успокоен и усажен на самую сухую кочку. Он тоскливо косился на своё лукошко в моих руках, пока я, не удержавшись, пробовала ягоды. Похожи на клюкву, кисло-сладенькие.
Демжис вёл допрос.
— Как это — никакой линии нету?
— Ей-право, господин! И так как вы говорите, мы бы за морюквой не попали.
— Наверное, управляющий выпросил исключение… У вас хороший управляющий?
— Скотина! Простите, господин, но как есть скотина! Оскурька звать. Бьёт, ягоду отнимает, бесчинствует!
— Ничего не понимаю…
— Ты уверен, что это — слабое место? — промямлила я, глядя сквозь камышовые заросли на мощную бревенчатую стену на берегу топи. За стеной виднелись крыши гвардейского приграничного поста. Того самого, крупного.
— Главное — сигнальная линия, — напомнил Демжис. — Здесь её нет.
Полоса пламени прерывалась у пологого глинистого спуска, и метров через пять возобновлялась. От этого «прохода» до ворот базы — каких-то пятьдесят метров, которые отлично просматривались. Мимо не проскользнёшь.
— Неужели бизнес на ягодах так дорог?
— Скорее, — поправил Маннен, — ими любит лакомиться кто-то знатный. Вот и приказал не перекрывать путь к болоту.
— Так мы что, можем тут легко пройти? — оживилась я.
— Но есть амулеты, — возразил Маннен. Он тоже недоверчиво обозревал укрепление. — Целый склад должен быть.
— Так мы и не будем брать их штурмом. Проникнем внутрь хитростью, застанем врасплох и обезвредим гвардейцев, и укрепление уже будет нашим, попробуй нас возьми!
— А какой хитростью мы туда проникнем?
Демжис замялся. В его плане это было самое слабое место.
— Давайте пока понаблюдаем за укреплением издали и вместе подумаем, — постановил он, поудобнее приминая стебли камыша.
Первое, что мы увидели — это трёх человек, идущих по дороге в казарму. Вернее, шли двое, в гвардейской форме, а третьего, в нищенских лохмотьях, они тащили на верёвке, накинутой на его тощую шею, словно какого-нибудь барана. Несчастный почти не упирался, только постанывал от особо жестоких рывков, и что-то приговаривал. Когда они проходили мимо наших камышей, ветер донёс несколько слов:
— …я такой же человек, как и вы…
— Заткнись, ты, грязная тварь! А то опять получишь плетей!
Не знаю как у спутников, а у меня всё внутри сжалось от жалости. Этот человек, которого так жестоко заволокли в казарму, не был похож на тех нищих, которых я так часто видела в своём мире. Его горе было неподдельным, зримым.
— Демжис, как ты думаешь, за что его так?
— Наверное, сказал что-то поперёк гвардейцам, — пожал плечами Демжис.
А Катрем с Крайяной потупились.
За следующие полдня мы установили, что гвардейцы в основном маются дурью и изредка тренируются — когда старшой их выгоняет. Деревенька была в часе ходьбы, и ближе к закату гвардейцы начали по двое-трое сбегать в её направлении. Наконец сбежал туда и сам начальник — верхом на страусе с раззолоченной сбруей.
— Удобный момент? — предположила я.
Демжис покачал головой. На входах и углах красовались часовые, которые бдительно требовали пароль у вернувшихся с гульбы соратников. Судя по ругани, зависть к оным придавала часовым злости и служебного рвения.
Солнце утонуло за болотной кромкой, сырость поднялась от земли, заставив клацать зубами и думать быстрей. Над землёй вился туман.
— П-подойдём ближе? — предложил Левсей, с вожделением глядя на факел над воротами.
Скрываемые темнотой и туманом, мы подобрались к укреплению метров на пятьсот.
