Витек чувствовал, как под подошвами переливается тепло, но старался не обращать внимания. Трубы шли параллельно друг другу, как две лыжни. Их разделяла только узкая щель, снизу подпирали сугробы. В умирающем свете вокруг поблескивало белоснежное море снега.
Они одолели половину пути, когда сзади рвануло. Витек повернулся и обомлел: в поселке будто вставало солнце. К небу ползло ярко-оранжевое сияние, в окнах мелькали вспышки. Алое зарево накрывало дома.
– Ну нахер это место, валим.
Он прибавил ходу и не сразу заметил, что Толик отстал.
– Эй! – крикнул Витек.
Толик не реагировал. Стоял столбом, глядя туда, где ослепительный свет пожирал темноту. Витек, матерясь, дошагал до Толика, опустил руку ему на плечо и отшатнулся, когда тот повернул голову. В его глазах не осталось белого цвета, по щекам медленно сползали кровавые слезы.
– Я увидел, – сказал он, не моргая. – Теперь увидел.
Сделал неловкий шаг, и нога соскользнула в зазор между трубами. Туда пролезло бы от силы три пальца, но сначала в щели исчезла ступня, а потом и колено. Как сухие щепки хрустнули кости. Толик закричал и завалился набок.
Трубы начали едва заметно вращаться, будто валы в машинке для раскатки теста. Витек мгновение балансировал на них, как канатоходец, скользил и спотыкался. Он бы повторил участь друга, но успел вовремя спрыгнуть в сугроб. А нога Толика тем временем продолжала уходить вниз. Снег вокруг наливался красным.
– Твою ж мать! Держись, Толяс!
Витек провалился по пояс; казалось, снег попал даже в трусы. Чертыхаясь, дрожа от холода, он пробирался к Толику – ползком, рывками, делая неуклюжие шаги.
– Оно всегда тут было, – прошептал Толик. – Задолго до людей.
Трубы провернулись с глухим металлическим звуком. Треснули тазовые кости, Толик взвыл. Оставшаяся на поверхности нога вывернулась под невероятным углом. Трубы расплющивали его, перетирали в труху.
– Сука, сука, сука! – орал Витек, добравшись до труб, охаживая их кулаками, выдирая куски стекловаты, под которой пульсировало живое, теплое.
– Оно и есть труб-бы, – хрипел Толик. – Вся сис-стема. Больше пос-селка.
Трубы резко сделали пару полных оборотов, и в стороны брызнула кровь. Толика не стало. На снег сползло нечто бесформенное, развороченное, изломленное. Бах! И вместо человека – заляпанная красным армейская шапка да прилипшие к стекловате куски плоти.
Витек побежал. Вернее, думал, что побежал. Снег был повсюду: он ломался, проваливался, норовил задержать, оставить здесь навсегда. Но Витька подгоняло гудение труб. Эти твари еще не насытились, скрежетали недовольно; точно зловонное дыхание, от них поднимался пар.
На лице застывали слезы, кровь, но Витек двигался вперед. Он не собирался умирать. По крайней мере не сегодня. Мир вокруг делили темнота и снегопад, а для Витька сейчас существовала только поднятая кверху рука каменного солдата.
…Из трубы котельной валил дым. Не такой, как в поселке, а блекло-серый. Возле входа кто-то рассыпал уголь.
Путь от места смерти Толика Витек преодолел в каком-то трансе, будто вне времени. Мышцы горели огнем, одежда задубела. Он рванул дверь, и изнутри дыхнуло сухим жаром, от которого на лбу сразу выступила испарина. Воздух дрожал – казалось, что и все трубы дрожат в легких конвульсиях, будто дышат, будто судорожно пропускают сквозь себя тепло. С них гулко капала на бетонный пол вода.
Дверь в дежурку была распахнута. Витек влетел туда и увидел Акопа, который с одеялом на плечах стоял у буржуйки и горстями высыпал уголь прямо в огненное нутро. Телевизор больше не работал, Сашки нигде не было.
Акоп повернулся: кожа на щеках лопнула, словно кожица помидора, глаза налились красным, а волосы дымились. Витек увидел набухшие обгоревшие губы, похожие на переваренные сардельки. Эти сардельки шевельнулись.
– Холодно, – сказал Акоп, и наваждение пропало.
Витек сглотнул, чувствуя, как иррациональный страх еще больше накрывает с головой.
– Сквозит откуда-то, чувствуешь? Будто щель. Все тепло выдувает. Надо бы проверить. А то заснем, буржуйка остынет, и замерзнем на хрен.
В дежурке было нестерпимо жарко, хотелось раздеться до трусов. В печи потрескивало.
– Мы валим, Акоп. Где Сашка?
– А мне откуда знать? С вами же ушел.
Он дернул плечом. Языки дрожащего света лизали блестящее от пота лицо. Акоп натопил, как в бане. Витьку не хватало воздуха.
– Значит, нет уже Сашки. Вдвоем уходим, только не спорь.
Витек, роняя посуду, стал сгребать в вещмешок еду со стола.
– Как это вдвоем?
– Акоп! Просто послушай! Если не уйдем, тут нас и похоронят!
